Сантьяго Молина Никарагуа

В ДАЛИ ТВОЕЙ (HORIZONTA)

Я в дали твоей,
в поле, где волнуется пшеница Ван Гога и подсолнухи Пикассо,
Бреду по беспредельности твоего тела, без света, точно бродяга,
определяя направление ветра между холмами груди, чтобы накинуть шарф
и раскачивать птиц в сонных вечерних сумерках.

Разметавшись по бесконечным спиралям земли,
ты рождаешься на закате, где царит заколдованная медуза твоих волос,
и длишься до мягких и плавных стоп, до кончиков пальцев,
дотуда, где, вероятно, возникает предыстория танца.

Я войду в тебя,
как во врата, на вечерней заре ласкающие и тени, и пламя,
и твой дальний предел, вдалеке от холмов и сияющих маленьких мельниц,
вдалеке от обсидиановых аэродромов, ждущих серых жуков-аргонавтов,
затрепещет между земными зелеными травами и сферами неба,
как тот шарф  и те птицы, которых вечерний ветер раскачивает вдали.


ОСЕННИЙ ДОМ (CASA DE OTOÑO)

В нашем доме
бессловесная свежесть осеннего ветра
желанна.

Она к нам явилась, любимая, чтобы раздеть нас,
из заморских земель последнего урожая,
она заставит нас бросить под мостами велосипеды,
забыть о крылатом огне камина,
снять костюмы и шляпы, в которых мы гуляли по жёлтым улицам лета,
потому что настало время бродить нагими,
как чужестранцы, в безлистых аллеях.

Видишь - листья врываются в окна
и, касаясь тел, возгораются сумрачным светом,
светом вечернего чаепития и переполненных ласточками каштанов,
это - будто читать Вальехо без хлеба и без рубахи,
чтоб тоске надавать пощечин.
Глянем в зеркальные воды прозрачного времени года,
передвинем кресла, съедем по увитым вьюнком перилам, ведь осень
наши шаги и молчание в тайных заводях копит.

А наша с тобою работа - это работа ветра
или работа дворника где-то в Канзасе или в Варшаве:
вымести литья из дома этой осенью красных кровель.


БАЛЛАДА БЕЗВРЕМЕНЬЯ

У небесной конюшни
полная пасть мрака,
и ливень старых тополей
срывает листья с неназванных колоколен лета,
пока время сметает колокольчики и древний прах
под бурые порталы непогребенных осеней.

ЗИМНИЙ ДОМ

Любимая,
вот и опять зима
приносит лёгкий лепет мандолины
и маленькое кораблекрушение на нашей тихой улице.

Давай починим крышу, заделаем каждую щёлку,
чтобы освещенной далекими грозами ночью
телам было тепло и уютно, как пряже в шкафу.
Ты же знаешь: время наш друг,
овечьей кротостью окутывает оно холм желаний,
и огонь в камине в вечном споре пепла и леса,
и нежность ложек в часы ледяного рассвета,
и росу на подсолнухах в час, когда велосипедисты и булочники
ищут в поле хлеб и материю будущих дней.
Снова дождь, но давай вспомним летних стрекоз
и пыльных дроздов, удирающих от неподвижного бешенства пугал,
и высокий мост, похожий на покинутый ветром замок,
куда мы поднимались смотреть на разноцветную гальку и листья в реке.

А сегодня всё - Ренуар,
Пьер Огюст Ренуар и его зонтики,
зонтики Ренуара и мы: девушка в голубом с корзиной цветов,
девочка с обручем, прохожие, шляпы прохожих.
Ренуар и мы - это и есть зима!


***
PS У меня, к сожалению, не сохранилось оригиналов.
Думаю, они были в газете "Ventana" от 28 марта 1981 года.
Пшеница Ван Гога и подсолнухи Пикассо - на совести Сантьяго.


§Ў