Грязный Мырдло и Озабоченная Зуза. Глава V

Мырдло пришёл в себя от того, что кто-то прыснул ему в лицо водой. Во всяком случае ему так показалось. Но он приходил в себя постепенно и на следующем этапе, когда он был в состоянии осозновать не только то, что что-то на него пролилось, но и то, в какой форме и как, он понял, что на него что-то капало. Потом, он смутно начал понимать состав вещества. Физическое состояние определилось сразу, хоть и не без некоторого труда—жидкость. С химическим составом было посложнее, это явно была не вода. Что же это? Что это такое? Путались в голове Мырдло неясные мысли. Жидкость явно была слегка тягучей и источала не очень приятный запах. «О, я теряюсь в догадках, что же это? Что капает на меня? Быть может дождь? Жирный дождь? Ведь такое бывает иногда. О, за что мне такие терзания... Что же мне делать, как узнать?» Внезапно его осенила простая и в тоже время гениальная мысль, он всегда догадывался о собственной гениальности, но никому не рассказывал о ней и даже не давал повода подозревать о ней, ведь если сделать факт её существования всеобщим достоянием, то она, того гляди, и улетучится ненароком. Так что он молчал и усиленно скрывал её наличие. У него это отлично подучалось, он сам того не подозревая достиг неожиданных и непредвиденных для него самого результатов—перестарался. Так, что простой смертный не только не подозревал о факте существования  тайной гениальности его мозгов, но и порой сомневался в их наличии и подозревал о врождённом дефекте. Ну, отсутствии мозгов. Такое бывает, особенно при наличии дурной наследственности. А она несомненно имела место. Да, а мысль была следующей—он решил открыть глаза и посмотреть, что это всё-таки за жидкость на него капает уже битый час и затекает во все дыры. И в нос, и в рот, и под рубаху и в трусы. Ну, он открыл глаза и тут же зажмурил их—стало страшно. В следующую минуту он заорал истошным воплем и резко повернул торс, тем самым скинув с себя ничуть не растерявшуюся сестру. Капавшая и, кстати, вся закапавшая его с ног до головы жидкость, по-видимому была её слюной. Она сидела на нём и капала на него слюной. Просто пыталась привести его в чувства—у неё тоже наблюдались признаки скрытой гениальности. Особая прозорливость и находчивость не подсказали лучшего способа привести братца-уродца в чувства, как сидеть на нём верхом и капать на него слюной. Результат был—Мырдло пришёл в себя, правда из состояния полной апатии он перешёл в состояние шоковое. Всё-таки лучше, чем ничего. После того, как он  скатился со склона на довольно приличное расстояние и вдоволь побарахтался в луже, он стал постепенно переходить в следующе состояние. Истерическое. Он резко вскочил на ноги, задёргался и неожиданно просунув руку в трусы, вытащил от туда жирнейшую жабу. Несколько минут он глядел на очумевшую тётушку, на расстоянии вытянутой руки, и часто моргал, иногда подёргивая свободной рукой и слегка сгибаясь в коленях. Затем он легонько крутанул головой и взглягул вправо и чуть вверх, как делают люди с большим умом, когда хотят показать, что их осенила неплохая идейка. Он медленно разинул пасть и резким движением засунул Жабу себе в рот. Потом вытащил, видимо передумал её жрать сырой, и выплюнул на травку. Жаба поглядела на него сначала с укоризной, укором и скрытым недовольством, затем усмехнулась и покачав головой скрылась в камышовых зарослях. Следующим этапом переходного состояния оказалось приобретение дара речи. Он заорал, заикаясь и местами срывая голос на рык, чередующийся с писком:
--Что....Чттттто ты со мной сделалллаааааааа?????!!!!!!!!!!!! АААААААА?
Всё ещё голая и пока не совсем в своём уме сестрица скатилась к нему и вытянувшись в струну прямо перед его носом отчеканила:
--Ничего,этим чудесным вечером у меня ужасно болит голова.
--Хрен????????
--Да, именно.
Следующим состоянием, в которое впал слегка успокоившийся Мырдло было состояние лёгкой заторможенности. Из этого состояния выходить дальше уже было некуда, так как оно было для него привычным и являлось постоянным состоянием, в котором он всю жизнь от рождения и находился. Он, принимая во внимание то, что всё-таки был старшим братом и первым пришёл в себя, решил привести в чувства странную сестру. Он приложил немало усилий для того что бы выдернуть внушительного вида пучок камышей. Затем намочил их и с размаху похлестал букетом Зузу как по рылу, так и по другим частям её тела. Терапия прошла успешно и не безрезультатно—Зуза пришла в себя. То есть прикрыла рот, тем самым прекратив бурлящий поток слюны. А в остальном всё было нормально, состояние некоторой возбуждённости было ей свойственно со дня начала периода полового развития. Правда потом она долго не могла понять, почему она в таком виде. Нагота её абсолютно не смущала, напротив. Её беспокоили глубокие резцы на теле, из которых текла кровь. Одно хорошо, зеркала по близости не оказалось и Зуза никак не могла видеть своего лица. В данном случае это было бы совсем некстати. Мырдло не пожалел сил и для морды.
Когда после долгих и мучительных пререканий Мырдло всё-таки заставил Зузу одеться, они стали осмысливать ситуацию. Ну, так как они берегли свои мозги и зря, по пустякам их не напрягали, ими овладели естественные позывы на самом примитивном уровне. Животные инстинкты взяли верх над усилиями не прилагать никаких усилий и они поняли, что хотят жрать. Вот. А жрать могла дать только бабка. А бабку надо было ещё и найти. И предприимчивые брат с сестрой отправились по свежим следам—за дом.
То, что предстало взорам этих молодых людей, никак не могло толком внедриться в их сознания и они минут двадцать, от силы тридцать, не могли понять, что же они видят. На самом деле перед ними простилалось необъятное по размерам поле. Поле желанной, вожделенной, никогда не теряющей привлекательности КОНОПЛИ. Да, и это правда. По полю, на приличном расстоянии друг от друга двигались параллельно друг другу три точки. Они оставляли за собой ровный, грустный след свеже скошенной травы. Это, соответственно ширине следов были, слева на право: Потап, дед и бабка. Вот так.
 Пока уродец и озабоченая стояли и торопели на возвышенности перед полем, дед заметил две точки и остановился. У него был озабоченный вид.
--Стараяяя...
--Чего тебе?
--Погляди-ка туды.
--Ну и???
--Детишки, видать, почуяли запах скошенной травы...
--Нехааай...
--Тебе нехай, а мне очень даже хай, может даже ***.
--Ну, раз ***, стоит об этом подумать. Что тебя гложит, старче?
--Глядишь, ещё повадятся сюды, потом не отвадишь никаким отворотным зельем. 
--Да, эттто проблема,--процедила бабка, подпирая подбородок шершавой ладонью—Ну, ничего. Потом поразмыслим и решим, что делать. А пока вернёмся к работе, мы сегодня медленно двигаемся, боюсь выбиться из графика.
На этом они закончили разговор и принялись за работу.
А ребятушки тем временем приходили мало-помалу в себя. Бедные, за сегодняшний день на них столько навалилось, столько всего пришлось пережить. Ну, траву они сразу распознали, это им труда не составило. Первой спохватилась Зуза:
--Так вот в чём секрет их вечного неунывания и вызывавшего столько толков подозрительно энтузиазма!
--Ага.
--А я-то думала, что от и без того бесполезных стариков нам хоть что-то достанется—врождённый энтузиазм. Я всё ждала его непреждевременного проявления... А эти гады нас кроме дефектов ничем наградить не смогли. Наркоманы хреновы, дурная наследственность. Ты уродцем вышел, я—озабоченная... Чёрт, не повезло нам в этой жизни.
--Ну, ты слишком сгущаешь краски, Зуза. Что-то нам всё-таки достанется, паравда не с рождением конечно, былого не вернуть. Тем не менее, прийдётся подождать смерти этих торчков и тогда мы станет обладателями бесценного сокровища! Жаль, что прийдётся ждать их смерти...
--На сей раз сгущаешь ты. Этот процес можно ускорить, легко и без особых трудностей.
Дефективные брат с сестрой переглянулись и каждый в свою очередь ехидно улыбнулся. Они впервые за всю жизнь поняли друг друга не только без долгих и упорных объяснений, но даже без слов.


продолжение следует