Отмщение

Лес. Зима. Выстрелы…

«Кузнечики… Надрываетесь, а перестрекотать чудовище все равно не сможете, его уже никто перестрекотать не сможет… Какое должно быть красивое сейчас небо. Вот вы видите, кузнечики, - расскажите, какое оно это небо. Наверно, ни облачка, - синее, нежное и далекое, близкое, не заглянуть за него, настолько глубокое. Как же тревожны ваши песни об этом удивительном небе, как громко вы поете, срывая свои чудесные голоса. Чудовище не услышит, будьте уверены, оставайтесь самими собой, не пытайтесь казаться сильнее, вы и без того сильны – сильны тем, что живые вы, и чудовищу незачем знать об этом. Но, прошу вас, не замолкайте, пойте, пойте о прекрасном, скрываясь в густой высокой траве, туго сплетенной в настоящее убежище, предусмотрительно замаскированное от посторонних фейерверком Иван-чая, пойте, прошу вас, тихо или громко, но только не замолкайте, иначе все кончено…»
Он аккуратно ступал по спутанной травой колее, служившей ему надежным проводником, его спутники – огромные скелеты башен высоковольтки – вяло, с явной неохотой влачили на своих тощих руках линии электропередач и недовольно стрекотали, перебивая брачные напевы кузнечиков; Иван-чай то там, то здесь взрывался яркими фейерверками на фоне жирной и плотной стены темно-зеленого леса, словно неумело построенного воскового макета.
Он никуда не торопился, изредка останавливался и закрывал глаза.
Пара железных гигантов, вероятно от скуки, тащили гирлянду из черных воронов и белобоких сорок, беззаботные бабочки на свой страх и риск совершали фигуры высшего пилотажа  прямо перед носом у птиц, а неразумные листья, волею ветров оторвавшиеся от родителей, присоединялись к этому действию, крутясь, порой изобретательней бабочек. Он этого ничего не видел, но, поднимая лицо к полоске неба, деланно щурился от теплых лучей солнца и странно говорил, что свет еще не свет, если нас нет.

Стоя на коленях, он коснулся кончиком носа цветка и глубоко вдохнул его аромат, поцеловал лепестки и тут же резко встал чего-то испугавшись.
Птицы вдруг сорвались с проводов и рассыпались по чистому небу черными кляксами, наводя панику и ужас на хороводы бабочек и листьев. Неистово крича, бия друг друга крыльями, разлетелись кто куда. Иван-чай замер, не шелохнется, притаились кузнечики, лишь неживые скелеты ЛЭП продолжали недовольно ворчать.
Он обернулся, прислушался: тишина под аккомпанемент  высоковольтки выворачивала душу наизнанку. Ему стало жутко, как-то не по себе, он сглотнул и снова напряг слух. Из лесу раздавался шорох прошлогодней листвы, глухой треск надламывающихся веток, чье-то дыхание…
Зеленая масса  расступилась и явила свету двух огромных волков. Они медленно, но верно наступали на слепого.
Он сделал шаг назад, -  тень, отбрасываемая им на крепко сплоченные между собой травинки, обеспокоено задрожала и зашумела множеством голосов маленьких кузнечиков.
- «Неужели»? – подумал он и чуть не оступился, пятясь назад.
- Это вы, я чувствую. Но зачем?
Волки недвижимым взглядом прожигали ему глаза.
- Зачем? Возвращайтесь в лес… - проговорил он одними губами. – Не будьте такими мстительными, прошу вас, как друг прошу…
Звери не внемли его молениям, и оставались верны идеи, с зимы блуждавшей в их сердцах раненым волком.
Он, отступая, то и дело оступался и чтобы не упасть хватался за нежные цветки Иван-чая, обрывая их один за другим.
- Хорошо, я согласен… знаю в деревне каждый двор как свои пять пальцев, знаю. Я пойду с вами, хоть и слеп, покажу, что да где и… не более того. – Волки остановились, переглянулись и стремглав умчались обратно в жирную непроходимую чащу.
Он вздохнул, но ком подкатил к его горлу, и стало ему тяжелее во сто крат, нежели при встрече со зверем лесным. Дрожащей рукой он утер со лба пот, широко раскрытые глаза его ничем уже не отличались от тех, которые мгновение назад съедали в нем последние надежды …
Когда стемнело, и луна бледо-мертвенным светом указывала на близлежащую и единственную деревню в округе, на просеку, с вздыбленными  загривками вышли три волка. Все живое молчало. Только скелеты ЛЭП недовольно перекликались  в ночном  забвении, заставляя повторять слепого волка странные слова: «Свет уже не свет, если нас нет».