Случай в лесу

Если вам когда-нибудь приходилось блуждать по подмосковным лесам, то мне, как рассказчику, это было бы на руку, потому что и рассказывать бы ничего и не пришлось: всё это вы уже видели. Впрочем, надеюсь, что по ночам вы спите в тёплой пастели, в  уютной комнатке, в каменном квадратике полого многоквартирного дома, в жилом здании городского типа. Поэтому этот рассказ для вас, мои милые горожане, для тех, кто перед сном не выходит на улицу, чтобы взглянуть на звёздное небо.
В девяносто третьем, если кто не помнит, зима была обычной. То есть, это сейчас не пойми что: толи тепло, толи холодно, а вот тогда, было просто холодно и никакого «тепло» до весны не намечалось. Я по обычаю… а вот с этого места можно и подробнее: летом я переехал жить в подмосковную деревню Окатово, что неподалёку от границы со Смоленской областью. Купил у одного местного деда с клюкой домик-развалюшку и поселился. Крыша не течёт, окна целы, двери на месте, в общем жить начал весело, горевать было некогда. К осени как смог дом поправил, забор выровнял, колодец прочистил, и печь перебрал. Но о печи история отдельная, как-нибудь в другой раз.
Вот, значится, выхожу я на улицу, чтобы перед сном свежим воздухом подышать, да на звёзды полюбоваться, а звёзд то и нет. Солнце уже как час за горизонт закатилось, а этих всё не видно. И холодно – зима, как никак. Стою, с ноги на ногу переминаюсь, зеваю. Вдруг над лесом что-то диковинное сверкнуло и в небо понеслось. Я как стоял на месте, так и остался, только замер всем телом, обмер. А оно летит и летит, и всё ближе и ближе, а как стало ко мне приближаться, так я очнулся и в дом.
На все замки позакрывался, сам стою у двери и слушаю, шапку на уши натягиваю, валенки на ноги надеваю. Слышу, что ну совсем близко, так близко, что скоро в дверь постучится, через окно войдёт, в трубу печную ввалится. Так страшно мне стало, что хоть волком вой. В общем, выбежал я из дому, и давай по тропинке через огород в лес, благо что домик на самом отшибе. Бегу по лесу, а позади, кажется, что гонится оно за мной, догоняет, за ноги цепляется. Сколько я бежал – не помню. Куда выбежал, и подавно. Только оказался посреди поляны по колено в снегу и без шапки. Отдышался, осмотрелся, что делать – не знаю. Куда идти, кого на помощь звать, где что, где кто… потерялся значит.
И только я это понял, с поляны вышел, к сосенке прислонился, как с неба на эту самую поляну это святило и рухнуло. Да так хорошо упало – основательно, что на месте падения образовался кратер размером и по форме напоминающий марсианский, да и по цвету точь-в-точь. И как стало всё кружить, вьюжить вокруг. Метель страшная: снег летит, в глаза лепит, не слышно ничего, не видно никого, только ветра завывания, да потрескивания странные, постукивания. Так меня замело, к сосне снегом присыпало, что не отойти, ни ногой, ни рукой не пошевельнуть, ни вздохнуть толком нельзя. А посреди кратера, откуда не возьмись, матрёшка образовалась – в рост человеческий.
Стоит, потрескивает, раскрывается. Как начала она открываться, как полетели в разные стороны скорлупки, да так шустро, что я и рассматривать не успевал, что же за лица, да платки на каждой. И когда последняя открылась, оказалось, что внутри не дед-мороз и не инопланетное существо, а самая что ни на есть принцесса, только не заморская, а наша – несмеяна. Обрадовался я, что это не монстры там всякие и не шпионы американские, ну и давай звать на помощь. А принцесса и носом не ведёт, знай себе из половинок матрёшки костёр разжигать, да котёл, что видно у неё с собой был, над костром этим прилаживать. Ходит всё, костёр поправляет, воду в котле помешивает и приговаривает:
- Полюбишь меня, царём сделаю.
Я ей крикнуть уж пытался, что мне царём-то не охота, а вот полюбить её я и так могу, без привилегий. А она ни в какую, знай себе ходит, да приговаривает.
Затем вдруг, обезумила и давай, то из одного рукава, то из другого всякие там страсти жуткие на свет доставать, да  в котёл забрасывать. То уши крокодила, то усы енота, то ещё не пойми чего. Достала флакончик какой-то и вылила.
- Слюни остроязычной сплетницы – говорит.
- Дура – говорю. – Что ты делаешь?
А она как заговорённая, знай себе бросает всякую дрянь в котёл, да веретеном помешивает. Вода в котле кипит, зелье варится, а принцесса, уже и за второе блюдо принялась. Вытащила из рукава банку икры, правда явно краба – цвет такой бурозаветренный и в тарелку, откуда только берёт, выложила.
Стоит, любуется, укропчиком сверху украшает. Мне, аж дурно стало, только вот рот ополоснуть нечем. На одной из матрёшек тесто дрожжевое раскатала, лепёшек налепила и над костром – мгновение и хлеб готов. Лаваш по-армянски. Честно сказать, насмотрелся я, как она готовит, да такого состояния, что если бы не сугроб, которым меня присыпало, давно бы уже зажарил несмеяну на костре, а так – пришлось тихо смотреть на всё это и терпеть. Вот сок морковный по стаканчикам она разлила здорово – ни грамма не пролила, лишь на стаканчиках сэкономила, пластиковые. И к чему спрашивается пластиковые.
Кричу ей:
- Пластиковые-то зачем?
А она вид делает, что меня и не замечает вовсе, и всё продолжает у котла суетиться. Наготовила еды, как на армию. Подошла ко мне, соизволила. Смущённо косится, руки за спину прячет.
- Откапывай, чего стоишь – горю я ей.
Она улыбается, глаза в сторону отводит, и давай потихоньку руками меня из сугроба тянуть, да так лихо, что за два рывка я у этого самого котла и оказался. Что на меня нашло – до сих пор понять не могу, только набросился я на еду, как начал за обе щеки уплетать, хоть и ночь была, но пока всё не съел, не успокоился.
А принцесса обняла меня со спины и спит себе. Я конечно, как поел, давай будить, дескать нечего, хватит спать у меня на спине. А она хвать, шкуру медвежью откуда-то дёрнула и на снегу возле костра расстелила. Проснулись под утро. Вернее я проснулся, а она спала. Проснулся же, потому что услышал грохот какой-то странный, словно трактор через весь лес едет.
Оказалось, что не трактор, а буйвол дикий прискакал. Прискакал и стоит над самым ухом барабанит. И барабан у него не простой, а мутный такой, из пузыря воблы видать. Взглянул я на принцессу-несмеяну, а она как засмеётся, да головой своей как махнёт, а из-под косы длинной русой – хвост гадюки. Болтается как живой, шевелится. А буйвол вдруг, с того ни с сего, копыто задирает и суёт мне в руки подкову:
- Возьми на счастье, дома над дверью повесишь.
А у самого на голове моя шапка, которою я ещё ночью потерял. Только странная такая, камнями драгоценными усыпанна, цепями золотыми затянута. Как гаркнет на меня:
- Не твоя, а Мономахова!
И меня сразу в реанимацию.
В итоге, пришлось-таки по выходу из больницы дом в деревне продать и вернутся назад в город, но только уже не одному, а с молодой женой – принцессой-несмеяною и восемью малолетними детьми.
Вот такие вот они – подмосковные ночи зимние.