После

В ту ночь я умер, потом много гулял по пустынным улицам своего города и радовался наступившей тишине. Только ветер шевелил листву в Михайловском парке, качал ветви деревьев, закрывавших Спас на Крови.

На площади перед храмом стоят пустые автобусы, желтые листья летают по салонам, опадая на бледные лица мертвых немецких туристов. Кого–то смерть застала в автобусе, кого-то снаружи. Я с переступаю через их трупы, удивление застыло на пожелтевшем лице пожилой туристки, подтяжка на лбу обнажилась, выцветший на солнце парик местами облез, открыв сморщенную кожу. В одной руке расколовшаяся при падении цифровая видеокамера, на другой запекшаяся кровь.

На осеннем солнце блестят купола, переливается мозаика, Христа снимают с креста, но некому оценить его подвиг, Господь остался наедине с самим собой, шестой день окончился.

Облокачиваюсь на перила моста, смотрю вниз – река все так же влечет свои воды, пытаюсь вглядеться в сумрак ее глубин, что-то блестит на дне, желто-красные листья фрегатами уносятся на встречу зиме.

Наползает свинцовая туча и тени ложатся на величественный храм, мрачнеют лица апостолов, маленькими кратерами покрывается река, встревожено зашумев. По каменным ступеням, перепрыгиваю через полуразложившиеся трупы, спотыкаюсь о чье-то тело падаю, успев подставить для падения руки, они соскальзывают на чем-то склизком. Внутри храма слышно, как по крыше бьют струи дождя, эхо от моих шагов гулко проносится по сумрачным углам, проскальзывает по витражам. Гляжу на свою тень, она двигается вслед за облаком, прячется за колоннами. Я вглядываюсь в сумрак…