Минисборник 4

Продолжу начатое в Минисборнике 3.
Путь из Воронежа в Санкт-Петербург лежит через Москву. Одним из самых московских поэтов был Николай Глазков (1919 – 1980) – тот самый Летающий мужик из фильма Андрея Тарковского «Андрей Рублев». (Во время съемок Глазков даже сломал ногу). Поэт, придумавший и осуществивший «самсебяиздат». Поэт, многие строки которого стали афоризмами. «Чем столетье интересней для историка, тем для современника печальней», «Один цыпленок славу приобрел и тотчас заявил, что он орел», «Тяжела ты, шапка Мономаха, без тебя, однако, тяжелей». И многие другие.
О Глазкове писали:

« Глазков – это один из самых оригинальных поэтов, встретившихся мне на моем долгом литературном пути. … Это, наверное, один из самых необычных, парадоксальных, зачастую алогичных русских поэтов».
/Сергей Наровчатов/

«Он остался на перевале.
Обогнали? Нет, обогнули.
Сколько мы у него воровали,
А всего мы не утянули».
/Борис Слуцкий/

«Тот самый двор, где я сажал березы,
был создан по законам вечной прозы
и образцом дворов арбатских слыл;
там, правда, не выращивали розы,
да и Гомер туда не заходил…
Зато поэт Глазков напротив жил».
/Булат Окуджава/

« В каждой литературе есть люди, призванные открывать новые возможности языка, новые грани слова. Это – пролагатели путей, прорубатели просек. Слава и признание приходит к ним чаще всего поздно, но приходят! Таким был в нынешней русской поэзии Николай Глазков».
/Эдуардас Межелайтис/

«Николай Глазков – москвитянин сюрреалист. Глазкова ни с кем не спутаешь, он ни на кого не похож, точнее, похож на самого себя! У него все афористически просто, стих не захламлен эпитетами и метафорами. В нем усмехается черный юмор и дохристианская непосредственность.

Ее кусали муравьи,
Меня кусали комары, –

Так мог Шекспир написать».
/Андрей Вознесенский/

«Глазков – поэт не события, а глубинного процесса. Он ищет органику жизни и всегда ощущает ее образно. Главными своими достоинствами в ранних стихах он называет откровенность и неподдельность. Это приложимо и к поздним его стихам. Добавим: откровенность иронии и неподдельность поэтической игры.
Размышляя о Глазкове, ощущаешь незаурядный масштаб этого поэта, его многогранность и сложность».
/Давид Самойлов/

«Николай Глазков – большой, неповторимый поэт. Корни его творчества уходят глубоко в народную стихию. Может быть, скоморохи были его далекими предтечами…».
/Александр Межиров/

Но лучше всего о поэте говорят его стихи.



ВОРОН

Черный ворон, черный дьявол,
Мистицизму научась,
Прилетел на белый мрамор
В час полночный, черный час.

Я спросил его: — Удастся
Мне в ближайшие года
Где-нибудь найти богатства? —
Он ответил: — Никогда!

Я сказал: — В богатстве мнимом
Сгинет лет моих орда,
Все же буду я любимым? —
Он ответил: — Никогда!

Я сказал: — Невзгоды часты,
Неудачник я всегда.
Но друзья добьются счастья? —
Он ответил: — Никогда!

И на все мои вопросы,
Где возможны «нет» и «да»,
Отвечал вещатель грозный
Безутешным НИКОГДА!..

Я спросил: — Какие в Чили
Существуют города? —
Он ответил: — Никогда! —
И его разоблачили!

1938


*  *  *

Писатель рукопись посеял,
Но не сумел ее издать.
Она валялась средь Расеи
И начала произрастать.

Поднялся рукописи колос
Над сорняковой пустотой.
Людей громада раскололась
В признанье рукописи той.

Одни кричали: «Это хлеб,
И надо им засеять степи!»
Другие — что поэт нелеп
И ничего не смыслит в хлебе.

1942г.



НОВГОРОДСКАЯ  ГРАМОТА

«Аз тебе хоцю!» — писал писалом
На берёсте грамотный мужик.
Был, наверно, откровенным малым
И в любви желанного достиг.

Так непринужденно, откровенно
И нелицемерно хорошо
На бересте до него, наверно,
Милой не писал никто еще!

Это удивительно похвально,
Что сумел он грамоту постичь
И сказать так просто, гениально,
Чтоб в любви желанного достичь:
           — Аз тебе хоцю!.. —
                Здесь взлет отваги,
Честное влечение души...

Мой коллега-лирик, на бумаге
Попытайся лучше напиши!

1966


*  *  *

Раннее утро. Москва тиха,
Птички: чирик-чирик!
Странно и мудро слова стиха
Я подбирать привык.

Женщина рядом. Ее люблю.
Часики бьют: тик-так!
Я почему-то не сплю, а пью,
Пью с любимой коньяк.

Пью за нее, за стихи, за рассвет
И за счастье, которого нет!
Нет его. А почему?

Счастье, оно приходит потом,
А может, счастье не в счастье самом,
А в стремленье к нему?

1957



*  *  *

Я не тот, кто дактиль и анапест
За рубли готовит Октябрю.
Я увижу на знаменах надпись,
А услышу надпись:  «Лю-я-блю».

Лю-я-блю. Моя любовь разбита.
Это слово тоже разрублю.
Потому что дьявольски избито
Словосочетанье: Я люблю.




*  *  *
                Музе Павловой

О Муза!
Белый стих, как белый снег,
А холод неприятен, как чеснок,
И я, как благородный человек,
В конце строки рифмую каждый слог.

Но стих без рифмы нынче входит в моду,
Причем скрипит, как ржавая кровать...
И если хочешь, то тебе в угоду
Я напишу касыду или оду,
Которую могу не рифмовать:

Ты церковь Василия Блаженного,
Я христианин, любящий своего ближнего.
Ты Государственная Третьяковская галерея,
Я приехал за десять тысяч верст, чтобы увидеть тебя.

Ты кинофильм «Скандал в Клошмерле»,
Я враг всякого лицемерия.
Ты редактор сборника,
Я — именуемый в дальнейшем «автор».

Я смотрю на облака,
Я смотрю на деревья,
Я смотрю на бутылки,
Я смотрю на тебя.

Ты веселая,
Ласковая,
Добрая,
Умеешь бегать, прыгать и плавать!

Ты подобна утренним лучам восходящего солнца.
Солнце подобно стихам, наделенным рифмой.
Рифма подобна жаркому июльскому дню,
Когда все негодяи идут по теневой стороне улицы.



ПОЭТОГРАД
(Мозаично-фрагментарная поэма)

   1

У молодости на заре
Стихом владели мы искусно,
Поскольку были мы за ре-
волюционное искусство.

Я лез на дерево судьбы
По веткам мыслей и поступков.
Против меня были рабы
Буржуазных предрассудков.

От их учебы и возни
Уйти, найти свое ученье...
Вот так возник небывализм,
Литературное теченье.

А счастья нет, есть только мысль,
Которая всему итог.
И если ты поэт, стремись
К зарифмованью сильных строк.

И вероятно, что тогда
Я сильных строк сложил немало;
Но педагогская среда
Моих стихов не понимала.

Оставить должен был ученье,
Хотя и так его оставил.
Я исключен, как исключенье,
Во имя их дурацких правил!

Итак, плохи мои дела,
Когда учебы карта бита.
Но Рита у меня была,
Рита, Рита, Рита...

Студенты хуже школьников
Готовились к зачетам,
А мы все ночь в Сокольниках...
Зачеты нам за чертом?

Зимой метель как мельница,
А летом тишь да гладь.
Конечно, разумеется,
Впрочем, надо полагать...

Все было просто и легко,
Когда плескалась водки масса.
От нас то время далеко,
Как от Земли до Марса.

В то время не был домовой
Прописан в книге домовой,
Сидел в трубе он дымовой
И слушал ветра вой...

Потом
День отошел позавчерашний.
Мне мило улыбался дом,
И каменный, и трехэтажный.

Его ломать не надо при
Реконструкции столицы,
Хоть этажей в нем только три,
Но шесть, когда в глазах двоится.

Безынститутье как пробел,
И должен отыграться я...
Тогда Асеев, как Флобер,
Мне дал рекомендацию.

Литературный институт!
Его не посещаю разве я?..
А годы бурные идут,
Огромные, как Азия.

Сразится Азия со всеми
Под предводительством Москвы,
И в день весенний и осенний
Войска пойдут через мосты.

Произойдет такая битва,
Когда решится ИЛИ — ИЛИ?
Потом война была убита,
И труп ее валялся в мире...

Я почему-то в это верю:
Настанут лучшие года.
Шумят зеленые деревья,
Течет студеная вода.

Вода срывается с вершин
И устремляется в кувшин.
В Поэтограде так же вот
Работает винопровод!


    2

Хотя играл огнями город,
Но ночь темна, снег бел и светел.
Она спросила: — Вам не холодно? —
Была зима. Шатался ветер.

Была зима. Я поднял ворот.
Но мог бы спрятаться за доски.
Она сказала: — Вам не холодно? —
А было холодно чертовски.


   3

Раскрывает — ну и пусть —
Пропасть пасть;
Но поэту там, где Русь,
Не пропасть.

Там, где Волга и Москва,
В бездне, в ней,
Где берутся нарасхват
Песни дней.

Где огромный трудный путь
Каменист;
Но придешь когда-нибудь
В коммунизм!

Но придешь, а это факт,
Только здесь,
А заклятый всякий враг
Всюду есть.

Он под грохоты побед
Выбрал тишь.
Только ты его, поэт,
Победишь!..

Победишь ты или нет,
Подождем.
А пока что ты, поэт,
Побежден!


     4

В силу установленных привычек
Я играю сыгранную роль:
Прометей — изобретатель спичек,
А отнюдь не спичечный король.

Прометей — не генерал, а гений...
Но к фортунным и иным дарам
По дороге признанной и древней
Мы идем, взбираясь по горам.

Даже если есть стезя иная,
О фортунных и иных дарах
То и дело нам напоминает
Кошелек, набитый как дурак!

У него в руках искусства залежь,
Радость жизни, вечная весна...
А восторжествует новизна лишь,
Неосознанная новизна!

Славен, кто выламывает двери
И сквозь них врывается в миры,
Кто силен, умен и откровенен,
Любит труд, искусство и пиры.

А не тот, кто жизнь ведет монаха,
У кого одна и та же лень...
Тяжела ты, шапка Мономаха,
Без тебя, однако, тяжелей!

Повседневно-будничная праздность
Невозможным сделала успех.
В результате появилась разность
Всех МОГЛИ и УПУСТИЛИ всех.

И тогда, упрямы, как решенье,
Может быть, самих себя рабы,
Испугались мы не пораженья,
А того, что не было борьбы!


   5

С женщиной какой-нибудь такой,
Очень замечательно хорошей,
Хорошо, обняв ее рукой,
Целу ночь лежать на ложе.

Звездами заерзается высь,
И, постигнув неба откровенье,
Ты воскликнешь: — О, остановись! —
Но не остановится мгновенье!


   6

Когда я шел и думал: ИЛИ — ИЛИ,
Глухонемые шли со мною рядом,
Глухонемые шли и говорили,
А я не знал, я рад или не рад им.

Один из них читал стихи руками,
А два других руками их ругали;
Но, как глухонемой глухонемых,
Я не способен был услышать их.

Вот так вокруг бушует жизнь иная,
А может быть, не жизнь, а болтовня,
И я, поэт Глазков, не принимаю
Людей, не принимающих меня.

Непризнан я бездарными, такими,
Которые боятся, как огня,
Непризнанных. Им нужно только имя;
Но именно имени нет у меня!

Пусть пламя опирается на уголь
И старый отменяется режим,
Они всегда бряцают лженаукой,
Ну а искусство ненавистно им!

Всем смелым начинаньям человека
Они дают отпор.
Так бюрократы каменного века
Встречали первый бронзовый топор!


7

Мудрецы и поэты чудят и чудили.
Чудотворцы они, как на них ни смотри.
И, не ставя во грош дважды два — четыре,
Приближаются к формуле: дважды два — три.

Но таких человеков не много в мире,
Большинству их заумных идей не понять.
Большинство, переоценивая дважды два — четыре,
Приближаются к формуле: дважды два — пять!


8

Ночь Евья,
Ночь Адамья.
Кочевья
Не отдам я.

Табун пасем.
Пасем.
Табу
На всем!


 9

Люди едут, бегут авто,
И не знаю я, почему
Все, что делаю я, не то:
И не то, и не путь к тому.

Если карты, то будут биты,
Если шахматы — будет мат.
Пусть к победам пути закрыты,
Я нисколько не виноват!

Всю поэзию довели
До сведенья на нет враги ее.
А велик ли поэт? Да, велик:
У него ошибки великие!

Он, к высотам любым бредя,
Чтоб спуститься к любым глубинам,
Мог бродить по любым путям;
Но любил бродить по любимым!

Ошибался он... Ну и пусть!
Все равно зацветет миндаль.
Уведет непутевый путь
По звезде путеводной в даль.

Будет что через двести лет,
Бог весть.
Бог весть.
Но сегодня на вкус и на цвет
Товарищи есть!

Мы увидим алмазы небес,
Бриллианты высот;
Но сегодня силен бес:
Людьми, что вениками, трясет!

И они ошибаться боятся.
Но писатели не кассиры!
Не мешайте им ошибаться,
Потому что в ошибках сила!

Мне дорога моя дорога,
Не устану по ней бродить.
Нету в мире такого врага,
Чтоб друзья не могли победить!

А пока мы не в Поэтограде,
И проиграна наша игра.
Вы наденете платье
Цвета черного бутылочного стекла.

Это сволочи Вас заманили
В логово их мелочей.
Вы за меня или
За сволочей?

Приходите ко мне. Занавесим окна
(для рифмы) шторой
И станем пить
За такую дружбу, меж нами которой
Нет и не может быть!

За такую дружбу, где тайн нет,
Чтобы было нам хорошо...
Славлю время, которое настанет,
А не то, которое прошло!


   10

Путь-дорога
Без итога
Хвалится длиной.
Скоро вечер,
Он не вечен,
Ибо под луной.

Или прямо, или криво,
Или наугад
Все пути ведут не к Риму,
А в Поэтоград!

1940—1941 гг.



Из краткостиший (Это слово тоже придумал Глазков).

*  *  *

Скажу неискренно —
Пройдет бесследно,
А смерть бессмысленна,
А мысль бессмертна!

1940 г.



*  *  *

И неприятности любви
В лесу забавны и милы:
Ее кусали муравьи,
Меня кусали комары.



*  *  *

Из тысячи досок
Построишь и дом и шалаш;
Из тысячи кошек
И дохлого льва не создашь!


*  *  *

На пир в ауле
Отцы нам дали
Напареули
И цинандали!


*  *  *

Один всю жизнь хотел выкурить папиросу,
Другие — обладать миром.
А хорошей девушке хотелось просто
Спать со своим милым.


*  *  *

Зачем нужны стихи? Кому какая польза
От ритма, рифм и прочих пустяков?
А вы попробуйте запомнить столько прозы,
Сколько на память знаете стихов!


*  *  *

Я лучше, чем Наполеон и Цезарь,
И эту истину признать пора:
Я никого на свете не зарезал,
Напротив, резали меня редактора!


*  *  *

Был не от мира Велимир,
Но он открыл мне двери в мир.


*  *  *

Ругательство —
Не доказательство!

Как много хотелось бы еще показать… Хочется еще рассказать о Николае Глазкове – переводчике, но лучше зайти по этой ссылке  http://www.vekperevoda.org/1900/nglazkov.htm   на замечательный сайт ВЕК ПЕРЕВОДА.

Ссылка: http://vcisch.narod.ru/Glazkov.pdf Файл подготовлен к 90-летию со дня рождения поэта.