Fate

Я и ты — мы цельной две крупицы души.
Смерть корпит во мне, жизнь кроется в тебе —
Должность легенд идеала судьбы.
Только я и ты, навек сообща…
И нет ни дня, чтоб вне любви,
Чтоб уставить вязать воедино пути.
И нет ни дня, чтоб вне войны,
Чтоб всякий день прекращали мы,
Путешественники, бесконечность иголок сосны.
Мы ангелы, светящие звезды,
О ком говорящие: скитальцы до кости.
Мы живы — и нравоученье любить;
Предаться смерти — умыться, оставить, забыть.
Избрать вереницу, которую нить,
Наконец, уж к чему, почему не сразить?
На кого ж создается излишество, миг?
Навсегда ль нам уйти, навсегда ль убрести;
И дрожит ли рука, коль остыла смола?

Достояньем молчать и молча играть,
Зреть мелькание душ, и отринув бежать.
Впереди: пеший смерд, удрученный судьбою -
Лишь прослезился и слился с горою...
Позади: отстающие годы ликуют,
Поют утонченную песнь неземную.
Но когда же и нам свод небес растворить…!?
Мы столь устали одиноко взирать на прибой;
Мы столь устали одиноко бродить под луной;
Мы устали – лишь ложь здесь важна;
Мы устали – и в правде – пустые слова.
Но спасет ли вечен сон, и что затем?
Удел равно обречен: он вечно наш, он нем.
Так к чему представленье, вот ты и вот я.
И сердцу немыслимо воспрещение,
Но присуще моленье: «Отоприте врата!»,
И алебастра шелком крылья порхнут
И испаряться рассеянно, перо допишет строку.
О, моленье, да как же тепло, как светел луч!
О, моленье, да как кричит, как зовет падший дух!

И все так ненормально, все так ничтожно,
Все так губительно просто — для нас,
Одиноких частиц, произвольно оставивших ад.
В награду - сплотиться, и пусть только раз:
Созданье суда — последний завета джихад.
И вот мы проложим начало конца
Над вселенной оживленного господства.
И возродится давнопрошедшая грусть,
Не следствием — наказаньем сотворит она путь!
И душистый костер средь лилейного хлада,
И мизерная свеча среди безмерного мрака,
Одинокое светило глуши черно-белого краха –
Велика империя, да слишком ставка высока –
Беспощадность всем, надежды нет огня…
Ах, немного и сорваться с поверхности льдины,
Ах, немного и отправится к иному миру.
Там никто и никогда и ни о чем не станет молить,
Там все и всяк будут вечно просто стыть.
Там жизни нет, там есть лишь миг…

Ну а мы, мы так и будем ярче солнца светить,
Мы продолжим свой путь, мы будем жить.
И с наслаждением арфиста я зрею то пламя,
Чтоб вновь осознать, как быстротечна наша слава,
Как счастливы те, кто познали старость
И свершили свой смысл: вошли, оставили память.
И вдруг весь этот необъятный мираж за окном,
Словно облако пыли, рвущееся из-под подков,
Исчез, расплылся в сточной мгле,
И мое нутро всем сердцем вновь потянулось к тебе.
Моя чистая душа, моя сладкая слеза,
Милая суета и частица меня,
Навек вдвоем — только ты, только я:
Мой осенний лепесток из осеннего ковра,
Мой прекрасный ангелок и посекундная мечта.
Ведь всем, в потребность мне, я упиваюсь лишь в тебе.
И всякий раз с «божественною» рядом
Моя безмерная жизнь становится явью,
Не мечтательным ядом…
Ты — моя верная судьба.