Голос

Голос – звучание производимое
        колебанием связок,
находящихся в горле…
… Поднять голос (решительно
высказать свое мнение)…

С. И. Ожегов.
Словарь русского языка, стр. 133.
Издание 1970 г. Г. Москва. 


Душа – … Внутренний, психический
мир человека, его сознание.
Предан душой и телом своему делу.
Радостно на душе. Мне это
не по душе (не нравится).
По душам говорить (искренно).
Играть с душой (с вдохновением).
Вложить душу в дело
(отдаться целиком делу)…

С. И. Ожегов.
Словарь русского языка (стр. 178)
Издание 1970 г. Г. Москва. 

Глава 1. Мы…

Вчера мы всей гурьбой гуляли и веселились. Я залезал на памятники. Олежка все хотел прыгнуть с третьего этажа, – не прыгнул, Ха. А Игорешка с девками вытанцовывал ча-ча-ча на перекрестках.
Сегодня я стою на балконе. Кто-то из девок взорвал пакет с солью на кухне. Лысый Олежка проорал: «Тра-та-та», - достал с полки банку с последней солью, просыпал тоже, и продолжил пить минералку.
Так вот, стою я на балконе. Подходит ко мне Игорешка.
- Соль, соль.  Эх… Какая еру… - по-моему он осекся, но договорил.
- Конечно, можно рассуждать о смысле жизни, доказывать свою теорию мироздания, или, вообще, называться богом.
- Бывает, - отрешенно говорил я.
- А вот оглянись, - он показывал людей, хаотично двигающихся по земле, и мало было ярко-желтых пятен на асфальте, не затемненных тенью серой толпы.
-        Сколько всего в жизни, и, ведь, каждый человек это своя отдельная система, галактика, все-лен-на-я! Черт возьми…
- Ничего не слышал банальнее. Иди, - говорил, если не орал, я. А мой взгляд выделил объект, и я, как герой Игорехиной болтовни, как самодовольный эгоист, будто бы перемещал по перекрестку двоих.
  Мужик и мальчик. Я думал, наверное, отец и сын. Или учитель и ученик. Нет, все-таки, отец и сын, пацан шел сзади, ступал по следам и повторял движения.

Без кавычек.
Сын перечит отцу явно, а за спиной повторяет его.
Ученик, хороший ученик, повторяет учителя на занятиях и в диалоге, если оного салага заслужил. Смеет перечить и не соглашаться только втихую, хотя и громко, с ровесниками.

Я все стоял и думал: «Отец идет молча. Сын - тихо. Наверное, «нагадил на ковре», признался, и обреченный, но уже бесстрашный, с наигранной маской печали движется следом».
Мне было плохо. Я болел, но я одолел, сам того не желая, свой недуг, и с престранной легкостью продолжил размышлять: «Нет! не отец и сын, или просто не нагадил. Наверное…»
Здесь я начал умирать от похмелья: кто-то живет цветком, как-то тюльпаном распадаясь, а я – болею с похмелья и оживаю; но вот, пакость – все мы медленно, но верно гнием.
«Да нет! Отец и сын. Слишком явно мальчик повторяет мужика. А учитель обязательно где-нибудь есть. Старший легко и свободно поглядывает в небо, а это верный признак того, что он одухотворен и доволен».

Без кавычек.
Я еще не знаю, почему это верный знак, я – не отец, но уже чувствую.
Конечно,  кто-то из Вас скажет: «Взялся писать – должен знать». А я отвечу: «Знать должен отец, писатель – должен чувствовать».

Младший что-то спросил. Старший что-то ответил. Хрен их разберет. Слишком далеко. Не слышно голосов.

Глава 2. Вы…

Пролетел день. Неделя, месяц. И однажды я лег, с тем, чтобы уснуть. Ненавижу ложиться спать, когда спать не хочется. Но надо. Лежишь – потеешь. Этот палец не там, та нога не на месте,  жопа мешает, и руку некуда деть.
И тут, бабах, началось. Нет, не сон – слишком много кофе. Нет, не бред – я не настолько утомлен. Нет, не глюк – я трезв и молод. Но началось. Я уверен, это оно.
Я вынашивал это, по-моему, девять месяцев, вот Вам ирония. Что-то внутри ожило и поплыло.

Глава 3. Душа…

Она летела по длинному темному коридору. Справа, слева, вверху и внизу кто-то был. Точно. Она не видела, она чувствовала. Шум: смех, плач, молитвы, громкий шепот…
…Еще громкий шепот. Громче всего остального. И вдруг, ничего, кроме этого шепота, проникающего далеко внутрь, к желудку, к чреву.
-       АдАйда, ты не оправдала моих надежд, - шепот был убедительным. Абсолютное ощущение доверия этому существу овладело ей. Она была ребенком в чреве (уж не знаю, наверное, в чреве матери, но это не важно).
- Кто ты? – громкость ста симфонических оркестров, волшебно сливаясь всеми скрипками и арфами, не отвлекла бы ее внимания от этого шепота. И я знаю почему…
- Я не твой отец, я тот, кого можно называть просто благодетелем или твоим внутренним голосом.
- Почему я здесь и слышу тебя?
- Ты всегда слышишь меня. Ты принимаешь во внимание такие прекрасные вещи, как море, воздух, ветер, солнце, радость, слезы. Я не могу всего знать, но мечта, память, смех, голос, свет, волны, мир – все это тебя волнует. Голубь, музыка, живопись, стихи, дождь, облака, душа – все то, о чем ты мечтаешь, таится в твоей памяти восхитительными чудесами. Ты не знаешь, где рождается то, к чему ты привыкла. Ты – человек. Я – нет.
- Но что же случилось со мной? Почему же я здесь?
- Ты не оправдала моих надежд. Ты опять умерла…

  Глава 4. Я…
 
  Всегда думал, что существование ступенчато. Ступень – преодоление. Не преодоление – шаг назад, или сто шагов. Преодоление – вперед, к прекрасной неизвестности…

  Глава 5. Мы глупы…

  У меня отец жив, у Игоря, наверное, тоже – я не знаю. Мы с Игорем близнецы. По Зодиаку.
Когда-то, когда я еще не знал Игоря, я все думал об отце, не как о воспитателе, но как о карателе, но этих славных времен мы не коснемся - неважно.
  Помню, лет пятнадцать назад, папа говорил: «До твоего дня рождения осталось два дня, будешь радоваться и праздновать». Десять лет назад он говорил: «Читай сынок, читай!». Сейчас он не говорит, он, просто, либо рад, либо – нет. Либо я пьян, либо – плачу. Либо я знаю и понял, либо (вообще-то, здесь больше нет никаких «либо»). Но не важно. А важно то, что сегодня вечером я опять ругался с отцом, с матерью, с друзьями. Со всем миром поругался бы, дай мне волю.

Без кавычек…
На Каблукова, - завизжите Вы, - на Каблукова!
Отвечу, - писатель не имеет права сходить с ума.

  Вот сижу идиотом у стены, смотрю в стену. Вспоминаю. Четырнадцать лет назад рисовал меня Попов Владимир. Помнится, кудрявый он был. Парк им. М. Горького. Зебры, гиппопотамы, Владимир Попов.
Вот сижу идиотом у стены, смотрю в зеркало. Вспоминаю. А, ведь, все так же: нос тот же, только чуть больше, губы-вареники, взгляд, как тогда. Только вот синяки под глазами от всего увиденного и понятого.

Без кавычек…
- Депрессия, да? Привыкли, да?

День превратился в вечер, да и балкон, как-то перестал раздражать. Ветром обдуло все стеклянное на подоконнике и смешно засвистело. Легко стало. Впрочем, как всегда, я приходил в себя. Но это не важно.
Олежка уже спал. Девки разбежались. Игорь уже минут сорок, как оккупировал ванную. Я все хотел спрыгнуть с третьего этажа. Спрыгнул. Ха.

Глава 6. Примерно в это же время…

  Я с другом, или подругой, сидел на лавочке, или у лавочки с гитарой, или без гитары и пел, или выл (не важно), когда-то давно, месяцев сто назад, покинутый любимой, умирал от несчастья.
Было утро. Теплело. И мне говорили, - Не плач, все наладится! – а я не плакал, но выл, или пел!
Здесь странно не вспомнить, что я молод. Нигде не учусь. Ничем не занимаюсь. Я просто люблю. Я амбициозен. И звоню тебе…