Бабушка Вера
революцьонный держала свой шаг.
Сколько же их – гимназисток, курсисток
маршировало в ратях марксистских.
Ей Соловки стали первой примеркой,
далее – ссылки, за ними – Карлаг.
И, не имея особого дара
(видно, от бабки и мой скромный дар),
бабка стихи сочиняла на нарах, –
как говорится, держала удар.
Что ей хотелось вложить в свои строчки:
ужас текущий и призрачный свет,
лагерный хлеб свой, надежды мосточки?
(К этому времени расстрелян был дед,
а маме моей, то есть, бабкиной дочке,
было двенадцать от роду лет.)
И надоевшею горькой ириской
выплюнул бабку на волю Карлаг.
Воля была та с клеймом и подпиской,
но все-таки – воля. Стихи из ГУЛАГа
бабка перенесла на бумагу
и сунула папку в свой вечный рюкзак.
Дед был расстрелян в городе Курске.
Бабка вернулась в свой Харьков опять,
преподавала немецкий, французский.
И с рюкзаком, пока были в ней силы,
все по родимой стране колесила
и продолжала упорно писать.
Вот она – гимназистка на снимке,
на паспарту – Соловьева стихи.
Мир еще видится в розовой дымке,
и как свои – ей чужие грехи.
Все впереди: революций химера,
мужа отсидки, утраченный дом,
небо белесое над Соловками
и лагеря, где спасалась стихами…
Вера Аркавина. Бабушка Вера.
Странница с вечным своим рюкзаком.
Может, когда-нибудь сделаю сайтик –
вроде сторожки средь майских полей.
Будет на печке там чайничек греться,
шкафчика тихо поскрипывать дверца.
Те, кто случайно зайдут, прочитайте
парочку строчек бабки моей.
12.08.2002
Свидетельство о публикации №104010601063