Теодорус

ПРАВДИВЕЙШАЯ И ПРЕВЕЛИКОЙ ЖАЛОСТИ ДОСТОЙНАЯ ИСТОРИЯ ТЕОДОРУСА, БОГОСЛОВА ИЗ ГАММЕЛЬНА

Послушайте, братья и сестры, историю древних времен.
Ее сочинитель бесхитростен и грамоте не умудрен.

Внемлите правдивой песне. Начну я без лишних слов:
Влюбился в дельфийскую пифию гаммельнский богослов.

Был он почтенным мужем, прозванием Теодор.
Порастерял он в скрипториях юношеский задор.

Думал, что в сети дьявола не попадет никогда,
И тут на него негаданно свалилась такая беда.

Не помогают исповедь, молитвы и строгий пост.
Повсюду ему мерещатся копыта, рога и хвост.

Чует бесовское что-то, не в силах обосновать,
И пишет римскому папе: «Гибну, пора спасать!»

Из Фландрии, из Гишпании, из всех христианских стран
В Гаммельн прислал визитаторов встревоженный Ватикан.

Седые мужи ученые явились, презрев лета,
И с ними – послушник Хорхе, маленький сирота.

В большой монастырской трапезной объявлен был общий сбор,
И вот что сказал понтификам измученный Теодор:

«В одном гримуаре старинном нашел я, братья, рассказ,
И как я его увидел, мой разум смутился тотчас.

Рассказ об эллинской деве, что пифией наречена.
Сидеть нагишом на треножнике бедняжка обречена.

И я понимаю, представив прелести девы той,
Что чувствовал прародитель пред Евиной наготой.

Пальцы сбиваются с четок, не варит совсем голова!»
Хмуро слушали братья такие его слова.

Долго еще Теодорус про пифию им говорил.
Монахи немало терпели, но больше не было сил.

И строгий монах Савелий на дверь ему указал:
«Шел бы ты на ***, братец, как Петр Иуде сказал!»

Старый добрый Кондратий такие сказал слова:
«Иди-ка ты на ***, брате, но помолись сперва ».

Мудрый монах Иоганнес сердито захлопнул псалтырь
«В общем, иди-ка ты на ***!» -- хором решил монастырь.

Тут юный послушник Хорхе старцев ученых прервал.
«Слышу я шум на дороге, -- мальчик убогий сказал.--

Это, наверное, нунций папскую буллу везет!»
На *** послали нунция от городских ворот.

Папа стерпел обиду, как истый служитель Христа,
Но отлучил весь Гаммельн примерно в те же места.

О, христианская школа, суровейшая из школ!
Послали монаха на ***, собрался он – и пошел.

На *** дорога долгая. Идет он уже давно
И ест из любимой миски гречневое зерно.

Стоптал по дороге к Греции четырнадцать пар сапог,
Пришел он к желанной цели – и ничего не смог.

И в Дельфах, на каменных плитах, где древле треножник стоял,
«Иди-ка ты, пифия, на ***!» -- в отчаяньи он написал.

А все население Гамельна четвертые сутки ржет,
Веселыми криками «на ***!» встречает монахов народ.

Брачующихся венчая и малых крестя ребят,
«На ***, воистину, на хуй!» -- монахи теперь говорят.

Пейзанин сказал пейзанке: «Родная, будет война!
Монахи совсем рехнулись. Свирепствует сатана!

От города отвернулись святые на небесах.
Крики «пошел ты на ***» навязли у них в ушах».

Vita, известно, brevis -– проходит за годом год.
Преставились те монахи, столпились у райских ворот.

А Петр, суровый привратник, дверь закрыл и сказал:
«Идите-ка на ***, ребята, никто вас сюда не звал».

Юный послушник Хорхе давно уже не юнец,
Он заведует библиотекой, вот какой молодец.

Теперь он почтенный и дряхлый седовласый старик,
Книги весьма уважает, он их беречь привык.

Но чтобы не повторился богопротивный кошмар,
Хорхе измазал в кураре мерзостный гримуар.

Изредка горькая память овладевает им,
И тогда он, тревогой и тайной тоскою томим,

Бродит по пыльным залам, плачет о горькой судьбе.
«На *** такие книжки!» -- бормочет под нос себе.