Томас Гарди. - Чёрный дрозд etc

THE  DARKLING  THRUSH ( “ I  leant  upon  a  coppice  gate … “ )

ЧЕРНЫЙ  ДРОЗД

Я  вышел  к  роще,  на  ветру
был  снег  незримо-сиз,
изгибом  ослабелых  струн
березы  висли  в  высь.
За  грязной  ватой  облаков
тускнело  око  дня,
и  всякий,  кто  покинул  кров,
спешил  к  его  огням.

В  земле,  лишавшейся  лица,
труп  века  проступал,
и  ткали  саван  небеса,
и  ветер  отпевал.
Был  сух  и  сжат  предвечный  ритм
зачатья  и  потуг,
и  всякой  плоти  пыл  излит,
и  обессилен  дух.

Но  чей-то  голос  вдруг  взлетел
над  сумраком  ветвей,
он  исступленно  радость  пел
вечернею  своей.
То  старый  дрозд  –  невзрачен,  хил
взъерошенный  чудак  -
всю  душу  выплеснуть  решил
в  сгущающийся  мрак.

Столь  мало  поводов  для  од
в  ликующем  ключе
являл  земных  событий  ход,
следы  земных  вещей,
но  веры  трепетной  струну
певец  в  ночи  задел,
он  будто  знал  о  том,  чему
поверить  я  не  смел.



A  NIGHT  IN  NOVEMBER  ( “ I  marked  when  the  weather  changed … “ )

НОЧЬ  В  НОЯБРЕ

Я  внимал  ускользанью  миров,
колебанию  стекол  в  окне
и  ночной  перемене  ветров,
пробудившись  еще  не  вполне.

Отрешенно  немая  листва
опускалась  ко  мне  на  постель, -
с  уст  деревьев  срываясь,  слова
урожай  умножали  потерь:

точно  там,  за  окном,  ты  стоишь
и  о  чем-то  мне  шепчешь,  любя,
и  ладони  коснувшийся  лист
как  последняя  весть  от  тебя.




     AFTERWARDS  ( “ When  the  Present  has  latched  its  postern … “ )

    ПОСЛЕ  МЕНЯ

Когда  скрипнут,  сомкнувшись  за  мною,  трепещущим,  створки  времен,
и  нежнейшего  мая  листва  крылами  заплещет,
точно  только  что  спряденный  шелк,  скажут  соседи: “ Он,
он  всегда  замечал  подобные  вещи. “

И  когда  будут  сумерки,  и  беззвучным  взмахом  ресниц
ястреба  тень  на  примятый  ветром  терновник
слетит,  скользнув  по  росному  склону  вниз,
“ Он  частенько  стоял  здесь, “ -  случайный  прохожий  вспомнит.

И  когда  уйду  я  в  ночь,  в  мотыльковую  теплую  тьму,
и  украдкой  лужайку  ежик  перебежит,
кто-то  скажет: “ Он  нынче  ушел  от  нас,  но  ему
всем  невинным  тварям  хотелось  сберечь  жизнь.”

И  когда,  прослышав  про  мой  уход,  станут  они  у  дверей,
в  полнозвездное  небо  вперясь,  что  видно  зимою,
промелькнет  ли  у  тех , кто  больше  не  встретит  меня  на  земле :
“ Он  внимал  этим  тайнам  и  разгадывал  их  порою...” ?

И  когда  во  мраке  зазвонит  по  мне  колокол,  и  когда
с  языка  его  звон  сорвет  ветерок  налетевший,
всколыхнет  ли  в  них,  еще  не  раздавшись,  новый  удар:
“ Он  его  не  услышит,  но  всегда  замечал  подобные  вещи… “ ?