Из красного блокнота Зарисовки
Пылинкою, волею ветра несомою,
В суме Монтесумы с предметами обихода спрессованною,
Ступенями лестницы, уходящей спиралью в небесные своды,
В стране извлеченных квадратных корней
Жила-была сумма всех превосходных и сравнительных степеней
Свободы.
Длинноносый седой Арлекин следует в арьергарде воинства тьмы.
А безлицые в черных, поддернутых балахонах
С факелами, утопая в снегу, по улице молча идут.
Куцые кирхи пронзили грязную простыню неба то там, то тут.
Свобода гуляет, виляя задом в обтягивающих панталонах
Под окнами городской тюрьмы…
[2]
Ходжа Насреддин въехал в город верхом на осле буридановом.
Ведя за собою ослицу, по всей видимости, валаамову.
Впереди него бежала борзая енотовидная собака, скаля желтые зубы.
Граф Монте Кристо встретил их выстрелами из трёхлинейки,
После чего Ходжа
Выпрыгнул из шиншилловой шубы
И кинулся опрометью на всех четырех в произрастающие рядом кусты.
Ангелы пролетали мимо
И трубно трубили в трубы.
Граф Монте Кристо бессмысленно улыбался
И глаза его были кровавы, торжественны и пусты.
[3]
Даунтаун. Плевки на асфальте.
Перекати-поле опять берется за старое.
Солдат ненависти, раб любви, в капюшоне и черных очках,
Ищущий приключений.
Есть данность: время, смертность,
Танец звезд на небе, танец звезд в порнофильме.
Сгореть спичкой?
Даже если ты обожжешь пальцы тому, кто от тебя прикуривает,
Ты использован и сброшен на пол или в пепельницу.
Есть: циклоп Полифем, содомизирующий атомную Леду.
Нет Сальвадора Дали, когда он так нужен.
Нет приключений.
Все умерло. Вселенная целиком не заткнет дыры в сердце.
В даунтауне, в сауне, в саване.
Пачка бессмысленных фотографий.
Спи, тлен. Прощай, наваждение!
Перекати-поле, Шалтай-Болтай.
Веселый китайский Будда, сочащийся жиром.
Бейсбольная шапка, надетая козырьком назад.
Назад, к корням.
Деревьев и всех прочих существительных.
Симфония трамвайного лязга.
Танцы на льду.
На западном фронте без перемен.
[4]
кусая
пальцы в поисках
аллитераций и новых метафор,
Хокусая
листая,
будучи конкистадор,
матадор, Мефистофель, мистификатор,
почитывая, пописывая, пританцовывая, подвывая,
тело свое единовременно боготворя и уничижая…
выя кривая
вращает голову, голова же
ёрничает, гримасничая, паясничая, трясясь и кивая,
перед потомками (и современниками) стыдно даже
учитывая нетто-брутто,
тоннаж груза, навьюченного на утлые плечи:
рождение, история, жизнь и смерть,
давай притворимся, как будто
мы пьяные усатые казаки из Запорожской Сечи
и нам по барабану вся эта экзистенциальная круговерть
кусая руки, расхаживая по коридору гуськом,
ища и алкая
новых строк, новых тел,
цокая языком,
щёлкая по носу спящего на диване Шалтая-Болтая,
осатанел
так припекло, что мОчи нет, страдал
и пафосно плевался осерчало,
лишь агрессивная торчала
клочковато борода.
потом поел, попил, поспал, поссал, посрал -
и полегчало -
м-м-м-м-да…
[5]
"ты врёшь и не краснеешь, замолчи
и не устраивай мне сцены", -
по занавеске, сотканной из пурпурной парчи
ползли две мухи в доме Авиценны…
14-15 марта
Свидетельство о публикации №103121801263