душа скитальца

 душа скитальца.
Ι
Хрупкий янтарь, вживленный в оправу
Меркнет в слепящих лучах,
И превращается в жизни отраву
В этих замкнутых стенах.
В жизни, слегка янтарем освещенной,
И обожженной огнем
Вечностью станет монах обреченный,
Правда уйдет в небытье.

По просторам истинных, благостных мыслей,
По дороге, под лунным платком,
В сандалиях рваных, в рясе обвислой,
Уйти навсегда нелегко.
Он понимает, что правда священна,
Что правда дорогу найдет,
Что люди поймут его непременно,
Время лишь подойдет.

ΙΙ
В каком-то мутном зареве туманном,
Оранжевом, чуть голубом,
Немного страшном и немного странном,
И все-таки особенно – больном.
На ложе в четырех стенах
В агонии полупредсмертной
Поблекший, увядающий монах
Молчал и думал о священном.
Кому же передать, все то, что он хранил,
Все то, что тайно знал.
Зачем так долго жил,
Коль это все не передал
И карт всех не раскрыл?

Просил богов он привести
К нему ученика,
Чтобы свободу обрести,
Очистить ум. Пока
Он с миром не почил
Не оборвалась нить,
Пока мир правды не забыл,
Чтоб правда могла жить.

ΙΙΙ
Сомкнулись тучи с ярым свистом,
Разверзлись с кликом небеса,
И появился в доме рыцарь
Весь в черном – явно не с проста.
И попросился в обученье
К очень ослабшему отцу.
Не ожидая отреченья,
Тот полетел скорей к концу.

Но гордецом и властолюбцем,
Безнравным оказался Сид,
Не умником и правдолюбцем,
А как нетесаный гранит.
Не думал он об отречении
От мира сущих наглецов,
А мыслил лишь об отвращении
К идеям праведных скупцов.

Четыре года пролетело,
А рыцарь жаждою проник.
И в мыслях постепенно зрело,
Как он монаха вмиг казнит.
Сверкнул клинок, со злобным криком:
«Конец тебе святой отец…»
И нанесен удар кровавым штрихом,
И истине настал конец.

И тело, окрапленно светом
Луны, что вышла из-за туч.
Но жаль, никто не видит это,
А только старый дряхлый плющ,
Что тело оплетает мирно,
И от спокойных жестких глаз
Скрывает боль, в которой видно,
Какой загублен был алмаз.







IV

А дух вознесся к идеалам,
Чтоб у богов спросить ответ,
За что его так наказала
Судьба, за дело или нет?
И божьим гласом был отмечен,
Что с обученьем поспешил,
Что сам себе противоречил,
Когда все карты в миг раскрыл,
Что воспитать юнца духовно,
Очистить нравы не сумел,
А просто так бесприкасловно
Вперед скорее полетел,
Что сам на беды напросился,
Что сам взрастил младое зло,
И что господь не удивился,
Когда ему не повезло.

И дух монаха стал молиться,
Чтобы последний дали шанс,
Чтобы на землю мог спуститься,
Родиться мог еще бы раз,
Чтоб мог остановить злодейство
Творимое учеником
Те отмщенья, те убийства
Ни за кого и ни о ком.

«Да будет так»,- сказал господне.
«Живи же ты»,- промолвил бог.
И на земле в одном исподнем
Родился мальчик Антиох.
И в голове у мальчугана
Родились божие слова:
«Но знай, умрешь ты мальчик рано,
Жизнь в двадцать лет тебе дана»

V
Шестнадцать лет, как миг проходят,
И вот уж вырос наш малыш,
А силы медленно приходят,
Ум набирает наш крепыш.
Но абсолютно он не помнит,
Какой ему отпущен срок,
А боги глаз с него не сводят
И шлют спасительный листок

Листок в руках у мальчугана,
И божие на нем слова:
«Но знай, умрешь ты мальчик рано,
Жизнь в двадцать лет тебе дана»
И в голове кружится фраза,
И вспоминает тихо он,
Как отравлен души заразой
Господен передал закон,
Как был он слишком простодушен,
И как обманут, был юнцом,
И как он правила нарушил,
Как отвечал перед «отцом».
И в голове в одно мгновенье
Созрел ответный ход конем.
И в мыслях лишь одно стремленье
Найти его и смерть при нем.

VI
Он шагал по безлюдной пустыне,
Приодетой в ледяный покров,
Одинокой, белесо-синей
Без оврагов и валунов.
Ни травинки вокруг, ни былинки,
Только бойкий чертополох,
Ни единой вокруг соринки,
Все унес за собой ветробог.
Но он шел по ледяной дороге,
Если падал – вставал, дальше шел.
Заплетались, не слушались ноги,
Ветер снег поддувал под камзол,
Ветер шапку срывал и игрался,
Издевался трескучий мороз,
Шел вперед Антиох, не сдавался,
Разве что, так… немного замерз.
Его грели надежда и вера,
Что дойдет и исправит свой грех,
Но забыл он, что мести есть мера,
Против жажды слаб человек.
Подгоняемый гневом и местью
По дороге, манящей вперед,
Распрощавшись с законом и честью,
Он спешил образумить народ.

VII
За плечами три года скитаний,
В голове стремленье вперед
Кончилось время детских мечтаний,
Решающий час настает.

Да слухами мир полнится
И медленно, но верно
Пропавшие находятся
Обычно непременно.

И разузнали: рыцарь тот
Ушел на поиск власти,
Возглавил он один народ,
И правит им с пристрастьем.
И как обычно водится
С диктаторским уклоном,
Кого казнить приходится,
Кого сдержать законом

Под гнетом ропщет тот народ,
Но чтоб сказать открыто
Всем смелости недостает,
И все молчат сердито.
Но стоит только лишь кому
Сказать против словечко,
Его поставят во главу
Возвысят человечка.
И во главе толпы такой
Свершить предназначенье.
Итак, придуман план простой,
Начнем приготовленья.

VIII
Блэк выглянул в свое окно:
Зима, народ весь веселится.
Ну а ему вот не смешно,
Напротив хочется напиться.
Уж пролетело много лет
С тех пор как он убил монаха,
Кровавый штрих оставил след,
Но след в душе, не на рубахе.

И беспрестанно двадцать лет
Точится кровь душевной раны,
Но у врачей один ответ:
Увы, души нам не исправить.
И выходя на свой балкон,
Блэк томно смотрит на забавы.
Ну почему не весел он
Из-за какой такой отравы.

Не хочет Блэк себя признать,
Что его просто совесть гложет,
Да и не хочет понимать,
Что лишь прощение поможет.
Кто бы открыл ему глаза…
Но ясно лишь одно, без тайны,
Коль явится юнец сюда
Сойдет с ума наш Блэк печальный.

IX
Ну а юнец проник в народ
И там назвал себя Мессией.
И закружился хоровод,
И все вокруг заголосили.
На белом насте, на снегу,
Горят костры зажженной веры,
Но те костры не к очагу,
Лишь к жажде убивать без меры.

На лапах кривой сосны
Сгрудились снежные комья.
И не понять им, что еще до весны
Настигнет их перст беззаконья.
При попытке взлететь – упадут,
Разобьются о землю шальные,
Если будут стоять – разнесут,
Унесут их ветра молодые.

Остается – поближе к сосне,
Чтоб создать для нее оболочку.
Ни одна чтоб сила извне
Не застала и всех в одиночку.
Так сжималось, сжималось кольцо,
И возник круг приближенных,
И ведомые ярым тельцом,
Весь народ позабыл о господнем.

Но бывает: кривая сосна
Вдруг согнется под тяжестью снега.
И сосны лишь только вина,
Что не выдержит массу набега.
И у корня сломается вдруг,
И накроется шапкою белой,
На вершину горы встанет «друг»,
До весны под горой будет древо.

X
Летели штыки.
Горели огни.
Посты и мостки
Сжигали они.
Кололи мечом,
Кричали от боли,
Искали с огнем
Тех, кто не доволен.
Казнили
Недолго,
Лишь обвинили
И резали горло.


XI
Блэк знал – идут за ним.
Но кто? Какая сила?
Ведомые одним
Вдруг взявшимся Мессией.
И вся в огне страна,
И весь народ бунтует,
И что его вина,
Уж Блэка не волнует.

Одно – остановить народ,
Ч то яро местью грезит,
Найти того, кто их ведет,
И смерть ему, «ПОВЕСИТЬ».
По королевству по всему
Разосланы шпионы,
Приказ был отдан, по сему
Миссия вне закона.

XII
Блэк спал, когда к нему ворвались,
И приказали быстро встать,
Кинжалом пригрозив, пытались
Все деньги у него отнять.
Но он был хладок и спокоен.
Оделся, быстро вышел вон.
На разговор был он настроен
С переступающим закон.
Он входит в зал, на кресле тронном
Сидит юнец лет тридцати.
«Так это ты Миссия не законный,
Ну что ж, коли, не тормози на пол пути»

«Да, я иду против закона,
Но знай, мой друг, что не Миссия я.
Миссия нужен был лишь для разгона,
Ну , а теперь вы с ним одна семья…»
И тотчас сверху на него
Надели медный шлем,
И приковали одного
К другому насовсем.

XIII
Сидят, молчат
Час. Два, четыре, пять…
И кандалы бренчат:
«Нельзя нас разорвать»
Две маски, два лица,
Две пары томных глаз,
Два кровных наглеца,
Один гранит, другой святой алмаз.
И первым Блэк сказал:
«Ну что же, коли ты мессия,
Ты б мне ответ не дал,
Как раны излечить такие?..»

XIV
«Отец и мать мои крестьяне просто были,
Пока на жертвенный не возвели костер,
Пока их души к богу не уплыли,
На класс монахов не был нанесен позор.

И лет так эдак в двадцать восемь
Нашел монаха одного.
Стояла грозовая осень,
Я же учился у него.

И вот мной овладела жажда мести.
Я, как ослеп, не смог себя сдержать,
Убил монаха тихо, не по чести,
Не дав ему причину разузнать.

И двадцать лет себя виню за это,
И думаю об этом каждый час.
Моим мечом моя душа задета,
Скажите, как помочь сейчас?»

«Да, вижу я, чуть снова не ошибся.
Ведь смертью не исправишь ничего.
Ты наконец-то друг мой изменился,
И не ищи прощенья, вот оно».

И дружеское рукопожатье
Сорвало цепи, маски навсегда,
И разлетелись по миру проклятья,
Ведь жажда мести, брат не ерунда.
Она опасней искуса любого,
Ведь жажда мести рушит города,
Ведь в жажде мести много есть такого,
Что не отступится нигде и никогда.

XV
Он спал на гниющей соломе,
На каменном голом полу,
Он знал, что накануне
Исполнилось двадцать ему.
Он не простился с Блэком,
Он его просто простил,
Он уходил, став человеком,
Ради которого жил.

И Бог призвал его к ответу,
И Бог ему просто сказал:
«Срок подошел. Ты помнишь это?
Я двадцать лет тебе дал.
Ты снова чуть все не нарушил,
И вовремя сообразил…
Но плетку на тебя обрушил
Народ, которым дорожил
Но, знай что Господ справедливый,
Но помни, Господ правду знал,
Да и Господь тоже ранимый,
Ты истиной его достал.
И Господ вас двоих прощает.
И жизнь дарует он тебе,
Тебя на землю возвращает.
Ты мастер сам своей судьбе.
Но, помни, все исправить должно,
Что ты излишне натворил.
А может истину, ну осторожно,
Ты обществу бы подарил?»

И на Земле он вновь проснулся,
Вставало солнце – новый день
Ему сегодня улыбнулся
И разогнал былую тень.


XVI
И он и Блэк проснулись в поле,
Поднялись, встали и пошли,
И не страшны теперь им боле
Ни герцоги, ни короли.

Им так же дорог люд крестьянский,
Но пыл бы надо остудить.
Да и дворец, однако, царский
До завтра надо возвратить.

Пришли они в одну деревню
И начали сбирать войска,
И пробиваяся сквозь тернии,
Творить победу из песка.

И завтра утром, ровно в десять,
Дворец вернули без потерь.
Предателя пришлось повесить,
Чтоб успокоить бунтарей.

XVII
Блэк подарил страну народу,
И он, и Антиох ушли.
Чтобы осваивать природу
И истину познать земли.
Но очень скоро вновь вернутся
И истину откроют всем,
Чтобы Господь мог улыбнуться
И успокоиться затем.