Два шага в бездну

(в соавторстве с Алексеем Самойловым)


От станции до деревни — почти шесть километров напрямик. Но это если пешком. А есть и другой путь — сесть на автобус, следующий через каждые четыре часа, сделать на нём крюк, и тогда пешком придётся топать не шесть, а полтора километра. При желании можно было бы поискать третий, четвёртый и даже пятый пути от самой обыкновенной станции Веньки до не менее обыкновенной деревни Портново. Вот только у Оли такого желания никогда не возникало.
Она почти всегда выбирала первый путь. Целый час ждать автобуса, чтобы потом за двадцать минут езды превратиться в трижды пережёванную сардельку, было, по мнению девушки, неразумно. Исключение случилось лишь однажды — Оля опоздала на электричку и прибыла на станцию Веньки точно ко времени отправления автобуса. И чтобы живущие в деревне родители не успели её заждаться, Оля ради разнообразия решила потолкаться в транспорте.
Сегодняшний день исключением не был, разве что не выспалась она накануне абсолютно и забыла дома свою панамку. Но это не стало поводом нарушать традицию.
Прекрасно знакомый ей путь пролегал через два поля и один лес. Никаких волков там отродясь не водилось, а если бы и водились, Оля всё равно бы ходила через этот лес. Она уже не маленькая девочка, это во-первых, а во-вторых, никогда не верила в рассказанные на ночь страшные сказки, в глупые народные приметы вроде «травка зеленеет, значит, пришла весна» и в прочую мистическую чепуху.
На середине пути Оля сделала свой обычный привал на берегу ручья. Вытащив из рюкзака бутылку с водой и фрукты, она присела на камень и прислушалась к мелодичному журчанию воды. Вода звенела так красиво и монотонно, июльское солнце пекло так сильно, а кукушка так заунывно куковала, что Оля, растворившись в природной какофонии, сама не заметила, как задремала.

Проснулась она так же неожиданно, от скрипа какого-то дерева. Часов Оля не носила, но ей и так было понятно, что продремала не больше получаса. Ополоснув лицо свежей водой из ручья, Оля продолжила путь.
Оставалось пройти что-то около километра, когда ей вдруг почудилось, что она идёт в другую сторону. Оля на секунду остановилась, огляделась вокруг, но не приметила в хорошо знакомой местности ничего необычного. То же поле, та же дорога, и вон, вдалеке должны показаться крыши домов. Она прошла ещё метров сто, и крыши действительно показались. Всё нормально, подумала Оля, она просто неверно оценила расстояние до деревни.
Обогнув соседскую покосившуюся в четырёх местах хижину, Оля собралась было увидеть привычную картину — флюгер на крыше, белую кирпичную стену, три окна, выходящие на север, весёлый зелёный забор скрытый в зарослях сирени, но… увы. Стена вместо белой кирпичной оказалась голубой деревянной, окон оказалось два, и оба со ставнями, к тому же, дом имел вместо одного целых два этажа! Разумеется, сиренью тут и не пахло, а забор, метра в полтора высотой, был снабжён широкими резными воротами с петушками на столбиках.
Оля решила, что деревню перепутать она не могла — в ней тринадцать дворов, и двенадцать из них она узнавала. Вот только куда подевался её собственный, и что на его месте делает это чудо архитектуры?!
Пока Оля не спеша приближалась к воротам, из них так же не торопясь, вышел огромный мужик с бородой, чем-то похожий на Менделеева, но совсем ни капли — на Олиного отца Николая Петровича. К тому же, на его груди была крупная татуировка в виде пробитого стрелой сердца. Но Оля не растерялась — необходимо срочно выяснить, что же случилось, и она смело подошла к мужику:
— Извините, пожалуйста, вы не родственник Маркеловых?
— Шавой? — прохрипел мужик в ответ с непередаваемым акцентом, и Оля сразу же поняла, что он ей не родственник.
— Тут живёт моя семья! — решила она возмутиться, — и живёт уже пятнадцать лет! Кто вы вообще такой и откуда взялись?
— Нишаво я не знаю! — отрубил мужик, — и тебя первый раз вижу! Мы с бабкой тут живём! Яшно тебе?
— Я хочу зайти в дом! Там мои родители! — Оля попыталась пройти мимо, но не тут-то было.
— Коренастый мужик опустил свою руку, как шлагбаум, перекрыв ворота. Затем сгрёб хрупкую Олю в охапку и ласково отодвинул на пять метров.
— Агрипина Семёновна! — Оля увидела соседку, идущую с пустыми вёдрами к колодцу, — подождите!
Старушка была явно удивлена и поэтому остановилась. Оля подскочила к ней и невпопад затараторила:
— Объясните, где мой дом и мои родители? Вот здесь, — она показала рукой, — дом стоял кирпичный! Вы же помните меня, я Оля Маркелова! И дядю Колю Маркелова вы знаете, и тётю Наташу! Где они?!
— Девоська, ты севой-то путаешь! — покачала соседка головой, — я знать тебя не знаю! И никакого дома тут не стоить! И никакие Маркеловы у нас не живуть! Двадцать лет тут Сапуны живуть! Ты путаешь, девоська, севой-то!
Оля отчаянно всплеснула руками. Ну как же так?! Она ещё не сошла с ума! Догнав соседку, Оля ещё долго пыталась разузнать у неё, что случилось и куда пропали её родители. Агрипина Семёновна лишь качала головой и даже покрутила пальцем у виска. Тогда Оля постучалась к другим соседям, но хорошо знакомый дядя Вася напрочь отказался её признавать. А когда она достала его расспросами, вышла жена дяди Васи тётя Люда и вылила на Олю полведра холодной воды.
Этот душ заставил девушку одуматься и прекратить свои бесплодные попытки. Если все говорят одно, а она единственная — другое, то что-то не в порядке с ней. Или она всё-таки перепутала деревню, или это галлюцинация. Солнечный удар, она просто перегрелась. Надо вернуться обратно и прийти в себя.
Обратный путь до камня на берегу ручья Оля проделала в трансе, не обращая внимания на окружающий мир. Надо умыться, сесть и проснуться. И ещё раз вспомнить свой обычный путь, по которому она ходила уже много раз.
Она умылась, села на камень, но не проснулась, а снова задремала. Будто кто-то добрый и ласковый, мягкий, тёплый и пушистый обволок её незримой дрёмой и закрыл уставшие глаза…

Пробуждение было таким же ясным, как и в первый раз.
— Это был сон, да и только! — воскликнула Оля.
Конечно, этот дурацкий дом, Менделеев и ведро воды ей приснились! И чтобы убедиться в этом, Оля чуть ли не бегом преодолела расстояние от камня до деревни. И выбежав из-за угла дома Агрипины, она с радостью обнаружила свой родной кирпичный дом, с тремя окнами на север (одно треснутое), с флюгером в виде вычурной стрелки на крыше…
Преодолев дорожку от калитки до двери, Оля забежала по ступенькам и постучалась. Вот и оранжевая дверь с прибитой подковой над крыльцом. Родители, небось, заждались её! Вот Оля услышала шаркающие звуки — это отец в своих драных тапках. Вот звенит колокольчик, дверь открывается… и на Олю смотрит совсем не её отец и даже не Сапун-старший, а гладко выбритый сморщенный старик в очках на носу.
— Ты к кому, светочка? — промямлил он, едва не выплюнув вставную челюсть.
— Я не Светочка, я Оля! — возмутилась девушка.
— А я всех светочками называю. Ду-ня! К нам гости пришли! — крикнул дедок в глубь дома, — мою бабушку Леночкой зовут, а я её Дуней называю. Привычка у меня такая!
— Что вы делаете в моём доме? Где мои родители? Что вообще происходит? — засыпала Оля вопросами несчастного дедка, — ну-ка, отойдите!
Столкнувшись в сенях с Дуней-Леночкой, как две капли похожей на мужа, Оля быстро обошла весь дом. Сомнений не оставалось — в их дом заселились другие люди! Поскольку терпение Оли подходило к концу, она схватила дедка за шкирманку и начала трясти. Сперва она пыталась вытрясти из него причины появления стариков в этом доме. Через десять минут — правду о том, куда уехали её родители. Ещё через десять — правду о том, почему её родители здесь никогда не жили. И ещё через пять минут — хоть что-нибудь.
Дедок молчал, потому что в молодости был белорусским партизаном. Его жена грозилась позвать соседей, их собаку, принести ружьё, и, наконец, отбила старика у Оли, столкнув девушку с крыльца.
Терпение Оли лопнуло, да и моральных сил больше не осталось. Вся в слезах, она медленно побрела обратно — к камню.
Присев на него, она уже не хотела проснуться — она хотела уснуть, и желательно навсегда.

Однако, пробуждение было таким же ясным, как и в предыдущий раз. Стряхнув с себя остатки сна, словно налипшую грязь, Оля облегчённо вздохнула. Сколько это может продолжаться! Ей давно пора идти, а она тут клопов лесных давит! Ужас, да и только.
На этот раз она шла медленно, спокойно, расслабившись. И поэтому могла хорошо разглядеть знакомую местность. Какая ерунда может приглючиться! Нет, она слишком перегрелась на солнышке, и вот этой дороги, отходящей влево, раньше никогда не было. И лес на горизонте гораздо ближе, чем обычно… И до деревни она дошла раза в три быстрее. Но какая разница — дом-то их на месте, и в окне мелькнул знакомый силуэт. Тут-то Оля и бросилась к калитке со всех ног!
Калитку она снесла и снесла бы дверь, если бы не мощная щеколда. Оля не постучала — она просто-напросто задолбила в несчастную оранжевую дверь и закричала:
— Мама! Папа! Открывайте, это я, Оля! Ну, пожалуйста…
Когда лицо отца показалось в щели, Оля кинулась к нему на шею, почти не веря в то, что, наконец, она в родном доме и её встречают родители.
Тут вышла мать, и Оля переключилась на неё. Она что-то радостно бормотала, целовала маму и тискала, как будто скучала не десять дней, а лет пять минимум!
Поначалу Оля даже не обратила внимания на молчание своих родителей и отсутствие какой бы то ни было ответной реакции. Родители не были рады, правда, и расстроены не были тоже. Когда Оля немного расслабила объятия, мать мягко отстранила её, а отец сделал шаг назад и обнял жену. Оля ничего не понимала — две пары глаз, похожих на большие бездонные блюдца, вылупились на неё.
— Мама… Вы что?! — Оле становилось страшно, — это же я, ваша дочь! Что вы на меня так смотрите?
— Дочь?! — переспросил отец.
— Ну да, а кто же ещё? — Оля на всякий случай ощупала себя, — Я Оля, ваша дочь. Вы мои родители, Николай Петрович и Наталья…
Со стороны это, наверно, выглядело забавно. Трудно объяснить человеку, который тебя родил, воспитал, поставил на ноги, знает тебя двадцать восемь лет… что он — твоя мать. И такая же глупая ситуация с отцом. Но Оля, после всего происшедшего, готова была хоть всю оставшуюся жизнь доказывать себе, что перед ней — её родители. Готова… но… увы.
— У нас нету дочери, — ответил отец, — у нас сын, Тёмка. Он должен сегодня приехать из города.
— Сын… Тёмка… — как зомби, повторила Оля, — а я… вы меня не узнаёте?
— Мы вас не знаем, — ответила мать, — у нас никогда не было дочери.
— Я ваша дочь… — Оля мгновенно растеряла весь свой энтузиазм, — я, Оля, ваша дочь. Я, Оля, ваша дочь…Я, Оля…
Дверь тихо закрылась, звякнул колокольчик, и Оля повторяла слова в пустоту:
— Я ваша дочь… Я ваша дочь…
Конечно, она побрела назад. Ей всё это снится. И к камню она вернулась так же быстро. Если бы всё происходило наяву — дорога заняла бы не две минуты, а хотя бы пятнадцать. И родители, её родители, ей приснились…
Спасительный камень. Она вновь села на него, она хотела незнамо чего, просто какого-то избавления. Но уже не заметила, как уснула.

Пробуждение было ещё более ясным, чем в предыдущий раз. Она вновь успокоилась — сон казался чьим-то нехорошим розыгрышем. И вокруг всё чудесно — лёгкий ветерок, тёплое солнышко, дорога и деревня… И дом её, и калитка, которую можно спокойно открыть, и оранжевая дверь, в которую совсем не обязательно ломиться, и милый сердцу звоночек, и лица узнавших её родителей… Явь, да и только!
Оля улыбалась маме и папе. Ей было так хорошо на душе, что она уже ничего не замечала. Ей было просто радостно от того, что всё, наконец, закончилось, она приехала и сейчас скажет:
— Привет!
— Оля? — спросила мама.
— Оля! — чётко и внятно подтвердила Оля и трижды повторила: — О-ля! О-ля! О-ля!
Она не замечала многого — посеревших лиц родителей, того загробного тона, которым мать переспросила, выпученных глаз отца и его затрясшихся рук. Оля хотела обнять и расцеловать своих родителей, но вдруг мать ахнула и медленно осела на пол, и отец лишь успел подхватить её на руки.
Ничего пока не понимая, Оля бросилась маме на помощь, но как только прикоснулась к руке отца, тот отпрыгнул в сторону, как ошпаренный. Тело матери стукнулось об пол, и этот звук встряхнул Олю, заставил её встряхнуться и увидеть всё как оно есть на самом деле. Она взглянула на отца — тот жался в угол, а его лицо перекосилось от ужаса. В глазах уже немолодого мужчины, многое повидавшего на своём нелёгком веку, сквозил неописуемый страх.
— Что случилось? — побледнела Оля, — папа, что с тобой?
— Ты… ты… — просипел отец, — мы тебя похоронили… год назад…
Оля почувствовала, как на её голове зашевелились волосы.
— Ты умерла… при родах… — добавил отец и зажмурился.
Затем, через минуту, открыл глаза, понял, что видение не пропало, и принялся отчаянно креститься и шептать молитвы.
Оля взглянула на лежащую в обмороке мать, на невменяемого отца, закрыла глаза и… не проснулась. Кошмар продолжался. Мало того, кошмар медленно и верно становился нескончаемым, превращаясь в реальность. Пока Оля в глубоком трансе возвращалась обратно, она, наконец, объяснила себе происходящее. Это просто кошмар, это гипноз, это обычная галлюцинация и никакой не сон. С чего она началась? С камня, на котором она задремала. Надо туда вернуться, и всё пройдёт. Всё, что происходит сейчас и происходило до этого — иллюзия, чья-то гнусная выдумка. Надо просто прийти, закрыть глаза…
И Оля пришла, села, закрыла глаза и…

Вот и всё. Теперь она впервые проснулась по-настоящему! Оля моментально это почувствовала. Да, с ней не в первый раз такое — бывало, что сны кажутся реальностью, а наяву вспоминаешь какое-то событие, и потом оказывается, что оно тебе просто приснилось. Раньше это всегда происходило дома, и впервые — когда она задремала на природе. Надо же, как действует природа! А может, это место такое, геомагнитное?! Она что-то читала об этом.
Какая разница, в конце концов? Она с абсолютно свежей головой, чувствует себя превосходно, а всё остальное ерунда. И Оля зашагала домой, в деревню. Она подумала, что обязательно расскажет об этом сне родителям. Ну, не сразу, сперва пообедает — холодной окрошкой, свежими овощами, деревенским хлебом…
Вот и в желудке при мыслях о еде приятно заурчало. Оля подпрыгнула от счастья — как же прекрасно летом в Подмосковье! Бабочки летают, кузнечики поют, воздух чистый, кушать хочется! А вон мышка-полёвка перебежала дорогу! Как же чудесно!
Конечно, её дом на месте. И стучаться не надо — мать её заметила из огорода и крикнула:
— Доченька, там открыто, заходи, родная!
И отец в сенях, загорелый, свежевыбритый, пахнущий яблочным лосьоном. Оля радостно чмокнула его в щёку и прошла в прохладную избу. Навстречу выбежала её шестилетняя дочь Полечка с криком:
— Мама приехала!
Оля подхватила дочку на руки и прижала к себе. Как же сильно она любит свою замечательную семью! И какая ей разница, что ребёнка она сегодня уже видела — три часа назад она оставила Полечку в городе, со второй бабушкой. Оля опустила малышку на деревянный пол, и та убежала на огород помогать бабе Нате.
А Оля, решив расчесать свои собранные в пучок волосы, подошла к большому овальному зеркалу в резной раме, и увидела в нём рыжеволосую незнакомку, в джинсах вместо шортов и в футболке вместо топика. Оля подняла руку — незнакомка ответила тем же. Оля улыбнулась — зеркало отразило.
— Оля? — спросила она шёпотом, начиная терять чувство реальности.
— Майя? — открыв рот, прошептала в ответ незнакомка.
Оля смотрела в свои не свои изумрудные глаза, облизывала свои не свои полураскрытые губы, изучала свои не свои тонкие изящные пальцы, на которых из зеркала блестели серебряные кольца. Всё окружающее — стол, скамья, буфет, настенные часы — для Оли перестали существовать. Только она и зеркало, в котором узнать себя она не могла.
И Оля поняла, что должна сделать. Один удар — и всё закончится. А приметы… Оля никогда не верила в народные приметы…
Она снова подняла руку, замахнулась и ударила.
Кулак коснулся гладкой блестящей поверхности, брызнули осколки, лицо Олиного отражения покрылось трещинами и исчезло.

Пробуждение было странным. Оля открыла глаза, протёрла их и огляделась вокруг. Всё?! Она, наконец, проснулась? Ну конечно!
Ну да, она уже несколько раз думала, что всё. Особенно тот, последний. Хм, странно всё это. Сколько же она пролежала на этом тёплом камне?
Радоваться пробуждению или нет, Оля не знала. Подхватив свой рюкзак, она зашагала прочь от камня. Дорога до дома показалась ей очень долгой, и пару раз она даже хотела повернуть назад, вернуться на станцию, сесть на электричку и уехать в город.
Только ещё больше она хотела добраться до деревни. Оля просто хотела ПОНЯТЬ.
Почему лес на горизонте кажется более близким, чем был всегда?
Почему у соседского дома крыша тёмно-красная, хотя Оля всегда думала, что крыша тёмно-зелёная?
Почему их калитка открывается НА НЕЁ, хотя всегда Оле казалось, что она открывается ОТ НЕЁ?
А крыльцо… Всегда было четыре ступеньки… А сейчас три. А может, всегда было три?
А родители? Родители как родители. Не в них дело. Оля сняла рюкзак и холодно поприветствовала их:
— Привет, папа. Привет, мама.
— Доченька, что с тобой? Ты без панамки! У тебя горячая голова, Оленька! — засуетились они хором.
А Полечка? Полечка в городе со второй бабушкой. Нет здесь никакой Полечки и быть не должно.
А в зеркале? Худая темноволосая девчонка, в шортах и топике, без всяких колец на пальцах.
А почему тогда треснуто не правое окно, а среднее???
А откуда у неё тогда часы на руке?
А где она была? Куда она вообще пришла? В каком она мире? В этом ли? Или она опять застряла где-то между бесконечными параллелями пространства, времени и нашего сознания?
ОНА ЛИ?

Оля подошла к треснутому окну, раздвинула шторы и увидела бородатого мужика с татуировкой на груди, несущего два наполненных ведра воды из колодца.