Глубина

Легкий бриз дует с моря, слегка играет прядями моих волос. А я, в мыслях, мчусь на солнечной колеснице сквозь пространство и время. Но на самом деле сижу, обняв колени руками, на мокром песке. Тихие волны несмело касаются моих ног, тут же откатываются назад, а потом, набравшись смелости, снова обволакивают их морской прохладой. Море разговаривает шумом прибоя с ветерком, с прибрежными скалами, и, мне кажется, что я сам слышу его голос, понимаю слова. Я слышу негромкий, исходящий из самой лазурной глубины, перезвон медных колоколов. О чем они звонят? О чем пытается сказать прибой?
Моя солнечная колесница достигает другой звезды, заливает меня светом, огнем. И я нахожу себя на берегу моря, где все это время и был, но разве сознание в может в это поверить? Оно живет сразу в нескольких мирах, слышит говор и шум морского прибоя, мчится на солнечной колеснице, беседует с ветром. Но вдруг возвращается в тело и теряется. Мир – один. Он – перед тобой. Но в это так же тяжело поверить, как тяжело привыкнуть бесконечности жизни, бесконечности выбранного пути.
Колокола звонят громче, переливаются, словно свет на гранях бриллианта. Это уже не игра воображения, не потоки картин в сознании. Я действительно слышу мягкий переливчатый звон. Он идет со дна моря.
Волны с радостью принимают меня. Так долго они лишь робко могли ласкать меня, а теперь они способны охватить, обнять меня всего. Голубая лазурь захлестывает меня, но идти совсем не тяжело. Хотя воздух остался там, откуда я пришел, здесь вода, наполняя мои легкие, так же щедро делится со мной кислородом, как делился бы со мной воздух на поверхности. Я вижу мраморную лестницу с широкими ступенями, ведущую куда-то в глубину моря, прямо туда, откуда слышен перезвон колоколов. По ступеням я спускаюсь вниз, с каждым шагом все теснее сливаясь с морем, этой бесконечной лазурью, которая может быть такой жестокой рядом с воздухом и ветром, но всегда такая приветливая здесь, на глубине. Вдали показывается смутно очерченный город за разрушенной стеной.
У полуразрушенных ворот меня встречают пустые сторожки, которые сейчас служат убежищем для рыб. Дома тоже часто разрушенные, без стекол в окнах. Вымощенные камнями мостовые, по которым гуляют только морские течения да потоки, наполовину занесены песком. Только в самом центре города стоит практически целая, совсем не пострадавшая колокольня. Когда-то белая, сейчас потемневшая, но до сих пор, как видно, готовая созвать прихожан на мессу или проповедь. Вот только кто придет? Но ни один колокол не сорвался, все висят, ни одна нота из гаммы этого сказочного инструмента не пропала. И течение колышет колокола, заставляя их звонить, переливаться этим звоном, и звать к себе всех тех, чьи души и сердца еще могут слышать то, что простому слуху неподвластно.