Я пирамиды посетила

* * *
     Я пирамиды посетила,
     Пила на их вершинах свет,
     В них древность оживала силой
     В четыре тыщи сонных лет...

     Всей этой мощи бы хватило
     Чтоб выдавить чуму, войну
     Меня, тебя -- в одну могилу,
     В одну косматую весну

     Мы, целое из половинок,
     Мы выбрали весны цейтнот,
     Ветров рассыпчатый суглинок,
     Коварство африканских вод.

     Мы так воинственны и малы,
     Так друг для друга велики,
     И родственны -- так пятипалый
     Лист родственен листу руки.

     И здесь, где обретает время
     Тысячелетий гордый шаг,
     Мы, безответственное племя,
     Сплетаем быстрых ног зигзаг

     С отвесной прямизною ярых
     И ненавидящих лучей,
     И мир лежит -- песков подарок
     У ног нагих -- нагой, ничей...

     Доисторически вольготный,
     Утыканный лишь кое-где
     То сфинксов мудростью высотной,
     То пирамидами -- удел

     Земных существ не так тут четок,
     Не так предсказан и зовущ
     Сплетался он венком наметок
     Среди иных семитских кущ.

     А тут безумствует светило,
     Здесь камень с человеком схож,
     И выскоблен, отточен пылом
     Песков, сверкает точно нож.

     Одежда щиплет белизною
     Ненасытимые глаза,
     А там, вдали, пылится хною
     Мучительная бирюза

     Глухого неба -- и порою --
     Так лик поющий растворен
     В шипеньи света, в ярком рое
     И фараоновых имен,

     И более земных -- хотя бы
     Пашей, правителей, эпох,
     Того, что создали арабы --
     Доверив камню мысль и вздох --

     Ты кажешься себе то тенью,
     То отголоском давних лет,
     Пугливым облака движеньем,
     Боящимся оставить след

     На выжженной земле. Ты ищешь
     Отряхивая эту дурь,
     Идя по глади, но сквозь тыщу
     И сотню отпыливших бурь,

     Гостиницу, кровать, примету
     Обыденности -- телефон,
     Связующий тебя с планетой
     Тебе подобных, ванну, сон,

     Но лишь глаза закроешь -- с тыла
     Приходит древняя чума,
     Весна дворцов со всею силой
     Шарахает во тьму ума,

     В ее разрывах и извивах
     Твоя рука -- трезвящий знак,
     Любовь -- блистательнейший вывих
     Трех измерений -- нас, бродяг,


     Здесь, в этой бархатной пустыне,
     От жарких миражей целит,
     Не рвет на части нас отныне,
     А сплачивает в монолит.


     В краю запущенных мечтаний,
     Сама распущенность -- любовь --
     Не странно ли -- шлифует грани
     Простых до отвращенья слов:

     "Будильник", "самолет", "посадка",
      "Белье", "розетка", "чемодан",
      Восточный город, спящий сладко,
      Напялив золотой тюрбан,

      Все время целит в нас набором
      Своих магических красот,
      Блуждать не позволяя взорам,
      Твержу: "посадка,  самолет."

       Обертку комкая от "Твикса",
       Оглядываюсь на плакат:
       Макдауэлл с улыбкой сфинкса
       Насмешливый вперяет взгляд

        В меня. Снаружи -- как при гриппе,
        Плюс сорок с чем-то, я больна
        Тобой, удушливый Египет,
        Страна горячечного сна,

        Уже в бегах, уже у трапа,
        Смеясь, ругаясь и ворча,
        Гляди, снимаю пальмы лапу
        С завернутого в шелк плеча


        Ты шествуешь легко и сонно --
        Из схватки вышел молодцом --
        Ты стал почти Тутанхамоном
        С Тутанхомоновым лицом

        На угол рта гляжу и снова
        Дивлюсь тебе, тебя пою:
        В Египте ты как дома, Вова,
        Как в обжитом давно раю.