Боли нет

Красные шары, розовые пятна…
Боли нет… Боли нет…
Ты можешь думать "боли нет". Она будет потом.
Потом, когда откроешь глаза и увидишь над самой головой яркие лампы, которые слепят тебя, светят прямо в глаза. Когда почувствуешь, что твое тело больше не является целостной взаимосвязанной системой, замкнутой в себе, функционирующей целиком и полностью вне зависимости от внешних факторов. Оно будет вскрыто, осквернено, искорежено, лишено своей прежней неприкосновенности, чудовищно искромсано и брошено на произвол судьбы. Оно будет трястись на каталке, причиняя нестерпимы мучения в области, безжалостно нарушенной безразличным скальпелем. Оно будет биться в судорогах, не в силах остановиться хоть на минуту, чтобы пожалеть наскоро заштопанные грубыми нитками, искалеченные ткани. И ты поймешь, что такое дырка в животе, когда не сможешь даже согнуть ноги в коленях. И будешь просить, чтобы с твоей раны убрали слишком тяжелую грелку со льдом, то приходя в себя, то снова уплывая куда-то в небытие. Ты перестанешь замечать уколы, которые колют куда попало, так как ты не можешь даже повернуться на бок. А когда повернешься - это не принесет никакого облегчения, а лишь покажется, что разорвался шов и из него хлынуло что-то красное и едкое, словно клюквенный сок. И ты не почувствуешь даже как тебе вливают через капельницу раствор калия, от которого в нормальном состоянии невыносимо ломит всю руку. Тебе даже не будет мешать катетер в мочевом пузыре, и ты будешь лишь равнодушно наблюдать сквозь сон, как сестра выливает в раковину полные бутылки мочи. И кто-то накроет тебя теплым одеялом, кто-то будет приходить, уходить, говорить что-то, звонить по сотовому, писать сообщения. А ты будешь отвечать вполне осмысленно и писать ответные сообщения, а потом проваливаться, словно в яму, и видеть странные сны. А потом все это забудешь. Словно не помнишь ничего и не чувствуешь боли, которой нет. О да, ты узнаешь, что такое дырка в животе!
И приглушенный свет в послеоперационной палате, в которую ты не вернешься уже никогда, и время, тянущееся бесконечно, словно мерное бульканье капельницы, когда поднимается вверх пузырик, красивое пластиковое продолжение твоей личной вены, превращающейся в вену общественную, доступную, вседозволенную. И трубочка во рту, чтобы пить. Это же удобно.
Все это будет потом. А пока - боли нет…
Тебя введут в помещение, не такое уж просторное, не такое уж чистое, каким оно должно быть. Положат на стол, напоминающий крест, распнут, словно Христа, привязав руки к поперечным планкам. О чем ты будешь думать, глядя в потолок и дрожа то ли от холода, то ли от страха? Будешь ли наблюдать возню двух операционных сестер, гадая, для чего предназначается тот или иной незнакомый тебе предмет в их руках. Увидишь ли икону Божьей матери на стене, будешь ли молиться, или просто в каком-то тупом оцепенении равнодушно созерцать, как одна из сестер вставляет тебе в вену на руке катетер. И вот уже забурлила, заструилась жидкость по прозрачной трубочке. "Сейчас станет сухо во рту и захочется спать", - говорит анастезиолог, отвинчивая второй колпачок на катетере и загоняя в вену целый шприц прозрачной жидкости. Может быть, ты еще успеешь спросить: "А я точно засну?" Но скорее всего не заметишь даже сухости во рту, потому что ты уже спишь, потому что ты не должен чувствовать боли. Боли не будет.
И вот наступает финальный акт представления. На сцене появляется хирург - главное звено этой торжественной цепи, основная и самая величественная фигура этого фантастического действа. О чем он думает? Что он видит? Всего лишь тело на операционном столе, одно из миллионов таких же тел на операционных столах, повсеместно раскиданных по вселенной. Голое, беззащитное, несчастное тело. По сути он давно уже не воспринимает людей всерьез. В метро, на улицах, на работе, дома, он видит эти несчастные, голые, беззащитные тела, он видит вас всех насквозь, ведь каждый имеет возможность оказаться на операционном столе. И как бы не хотел он видеть людей по-другому, профессиональная привычка не дает ему иного выхода. Он тоже по-своему несчастен, этот властитель человеческих жизней. От него нельзя совершенно ничего скрыть, потому что он прекрасно знает даже то, что находится внутри вас и что сами вы никогда не увидите. Он знает о вас больше, чем вы сами, но не обольщайтесь, это ни капельки его не интересует. Так что с ним вы лучше отбросьте всяческого рода стеснительность. Ни ему, ни вам это не нужно.
И вот он надевает резиновые перчатки, берет в руку скальпель и быстро делает четкий рассчитанный надрез. Он делал миллионы таких, так что он не может ошибиться. Вы можете доверять ему. Он делает свою работу безжалостно и бесстрастно, давно не испытывая при этом никаких эмоций, потому что он знает: боли нет.