Запертые двери

Оно никогда не кончится, то состояние молчания…Молчат все в одиночку…Никто больше не молчит вместе…
          Теперь оно, как никогда, сводит с ума…В доме без окон и дверей, в пылающей коробке тесного тела…Красные, воспалённо-огневые глаза смотрят из-под потолка…
       Будто находишься в дрожащей дробилке, когда каждую косточку разбивают, высасывая костный мозг…но происходит это внутри…тело постепенно обмякает и становится густым и кровянистым…Теперь оно состоит из истёрзанной красной мякоти в которой плавают острые обмылки кости. Часами оно вновь собирается в единое целое…и поднимается. Сначала ступит тягучими коленями на занозистый пол, обопрётся обрубками рук на холодные стены и соскользнёт опять, оставив жидкий и липкий след…И будет оно пытаться подняться опять…много-много дней и ночей. И в молчании своего одиночества кричит оно, и жалуется, и плачет…Знает, что никого нет у него, некому ему жаловаться и разрывается вдребезги под пронзительным взглядом никогда не засыпающих глаз из-под потолка…И оставляет густые капли с тёмными подтёками на красном кирпиче…и собирается опять…вновь и вновь……пока  не умрёт по-настоящему………….………………………………………………………
             Телефон надрывается воплем…Музыка диким визгом круговертит в мозгу, не оставляя ни малейшей возможности успокоить томящий стук в голове… глубоко-глубоко прячешься в бездонную камеру, в эмалированный пузырь ванной…где царит удушающая тишина сонных всплесков.
             Кран судорогами сплёвывает ржавую, горячую жижу, которая принимает замёрзшее, посиневшее тело на самое дно жёлтого овала.
        Она вышла из меня и сместила стрелки, остановила время…тонким, тусклым лезвием рисует узорчатые картинки на голубых связках рук. Они обвисло впиваются в параллели бугристых, блестящих боков металлического таза, словно забыли, что давным-давно уже уснули…словно до сих пор ещё боятся утонуть…Красненькие полосочки расползаются в разные стороны, обволакивая кубики кожи пунцовыми корешками. Бортики становятся маслянистыми и скользкими, за них невозможно уцепиться…Пальцы рассеянно шарят по сторонам, стараясь найти нужные вмятинки на клеёнчатых ограждениях, открывших свои изрезанные рты, чтобы поглотить их…
Мыльница, издав тонкий, пронзительный скрип, падает вглубь рыжего озёра, блестя синим, глянцевидным дном…мурашки бегут по коже…
   Вода покрывается  жирной пеной, которой с неизмеримой быстротой обрастает всё вокруг… Слова доносятся смутно сквозь толщу желёзных стенок. Белых-белых, будто их вымостили снежными кирпичиками…и таких же холодных, когда прикасаешься к ним тёплыми, розовыми лучами…и дымятся они…и тают…
  Везде отражается её голос…Мясными шарами поднимаясь в бледный, вздутый потолок, похожий на шелушащуюся язву, он лопается, разбрызгивая свой дрожащий, режущий визг.    
Зеркало потеет и серебрится мелкой пузырчатой сыпью, и не видно больше в нём отражений, только разрозненные куски голов, губ и ресниц…Они кивают и улыбаются, будто приплясывают в такт хлопающим с неимоверной быстротой ладоням…
      У нас внутри, помимо себя, живёт много их… До поры до времени они молчат, но вырывается кто-то из камеры и занимает твою оболочку… неизвестно, кто это будет и зачем ты нужен ему…поймёшь позже. И не хотят они уходить обратно.
     …Раньше, она приходила во сне, сначала редко, а потом всё чаще и чаще…пока, наконец, не вышла из меня наружу. Временами, она возвращается, но не надолго, потому что не хочет прятаться в самых глубоких кусочках мозаики мозга. Ждёт подходящего момента … Скоро не будет более того, что скрывала моя капсула, она полностью растечётся по каждой клетке моего естества и я буду ею навсегда…Тогда никто уже не высвободит меня из этого плена…   
    Фразы туманно висят как мясистые, неподрубленные флаги, мёртво трепыхающиеся полотна которых, вывалившимися языками шероховато трутся друг об друга.
   Устало колышется ввалившаяся грудная клетка…Воздух тягуч и, попадая в лёгкие,
склеивает их, и при каждом вдохе они хлюпают, шумно раздирая себя  на тугие, серые клочья. Временными приступами удушья сковывает безвольно шуршащие их листки. Зрачок приобретает форму полудуги, улыбки Чеширского Кота, и хитро смеётся в радужных прожилках…Весело-весело змеевится…весело-весело… 
         Кто-то играет на блестящих клавишах…Сегодня тающие стёкла замёрзли, и звуки разбиваются о белые, искрящиеся цветы, выросшие за ночь на моём теле. Они превращаются в мелкие, ровные осколочки и тихо-тихо постанывают, осыпаясь мучнистой пыльцой с кожи…железный, гофрированный венок душевого аппарата смывает их в урчащую темень, забывая, через несколько секунд, о том, что это когда- либо имело место…да и было ли это…….
Октябрьская тоска льёт молочными реками по спутанным клубкам облаков…стук-постук  в чужие квартиры. Бейся головой аккуратно, расшибёшь ненароком, а голосёнки не поутихнут…Ни за что не поутихнут, только сильнее глумиться будут. Сильнее пальцами тыкать. Сильнее слюною брызгать под ржавым скелетом кровати, мусоля стоптанные тапочки…
           ….дышит всё кругом полной дыхалкой и хохотает…сильно так, что аж сдавливается всё внутри , спрессовывается…
   Человек-бритва ошибается дверью. Он беззвучно свистит своим ножом над моей головой…прощается…и идёт дальше в соседнее отделение…ему по соседству…
Вздыхает щеколда…И тихо засыпают глазные ямочки…
    Ледяные границы меняют форму так быстро, что не успеваешь ухватиться за них и пропадаешь в жидкости…окна открыты широко-широко и среди мутных и расплывчатых контуров чётко видны лишь огненные, смотрящие прямо сквозь меня, глаза……………………………………………………………………………………………
И всё вокруг хохотает…хохотает… Змеевятся зрачки…весело…!!!
   Она  исчезает, потому что больше нет тела, которое могло бы её вмещать, хотя, быть может, если бы она смогла выплыть, меня бы уже не было…
                10.10.00-19.10.00