Его последний день

Завуалировав всю злость, по темным бродишь переулкам;
Услышав звук ужасно гулкий, немного страшный и бегом
Несешься будто бы от смерти или известия в конверте.
И мысли темном переплете каких-то суетных времен,
Ты убиваешь, но взамен вновь получаешь мрачные идеи
О том, как можно умереть, о том, как можно потерять любимых,
Но знаешь, что весь список мнимых, любимых, повторюсь, людей.
Остановился, наконец, ты, пробежав кварталов восемь,
И кто-то проходящий мимо тихо спросит
О числах, что на циферблате твоих замученных часов,
И ты, закрывши душу на засов, ответишь сухо и невнятно –
Что ж, с этим все понятно и решено давным-давно
Тобою где- то в тихом детстве, чтоб избежать ненужных бедствий
Не допускаешь ты к себе людей.
А что? Тебе ведь так удобно общаться по сценарию и псов,
Бывает часто, беспородных не посвящать в свои
Страданья, свои мечты, прозрачно-тусклые желанья,
И ряд тех фраз официально-стильных
Вдруг обрывает «проводок» той трафаретной милой дружбы,
Ведь ты уверен, что не нужны замысловатые сюжеты
И предстоящие сонеты, хранящие в себе глоток
Той горечи и той печали, тех сладко-приторных духов
И звук стучащих каблуков, и на полу разброшенной одежды,
И гибель в сотый раз надежды на смятых, грязных простынях
Твоей очередной подружки, которая, обняв подушку,
А не тебя, тихонько спит…
Потом ты встанешь и уйдешь, захлопнув дверь ее квартиры,
Той дремлющей девицы Иры, к которой не придешь опять,
Подумаешь раз двадцать пять, поднимешь ворот своего пальто,
Сбежишь по лестнице, никто тебя там, думаю, и не заметит,
Лишь пес дворовый лаем встретит, проводит молча до угла,
В привычном ожидании пинка, но и на это сил не хватит –
Измучен ты, спешишь туда, ты путь запомнил навсегда…
И снова улица, фонарь, аптека, как в старом жизненном стихе,
Зайдешь туда ты налегке, метнешься к кассе, кинув деньги,
Затем получишь, наконец, аж три платформы и, коснувшись стенки,
Вдруг выскочишь оттуда прочь и… обнимает снова ночь…
Ты сядешь на сырой асфальт близ грузных луж, взглянешь на небо,
Подумаешь, что там ты не был, но… будешь…
Наконец, достанешь сорок, может тридцать тех белых кипильно колес,
Глотать их будешь наизнос и думать, думать вновь о важном
И на лице немного влажном появится тень страха и стыда:
«Что делать и бежать куда?», но ни к чему это уже,
Так мерзко на твоей душе и неприятно, и печально,
Ты ждешь конца или кончины, все топнув, топнув, в грузной тине
Трамально-глюченных эффектов – теряют резкость все объекты…
Она идет, она уж близко, сидит и ждет твоих последних слов,
Но не дождется и обнимет, и унесет тебя туда,
Где может будешь счастлив ты всегда…