Виталий Ковальчук

Наташе …

Любить поэта - суета сует.
Ни денег, ни жилья, ни постоянства.
И, слава Богу, если только пьянство,
А если боль, страдания и бред?

А если ночью мчится он к столу,
Чтоб свое сердце вывернуть наружу,
А после - в печку и тетрадь, и душу.
Бумагу - ладно, но себя в золу?..

Любить поэта - боже сохрани.
Такое может разве что присниться.
Ведь он журавль, а не в руке синица.
Ведь с ним все сорок градусов в тени.

Ты это знала так же, как и все.
Но женщине - надеюсь не обидеть -
Так хочется хоть раз себя увидеть
Не в омуте - на взлетной полосе.

Не прачкой, не кухаркой, не рабой,
Не домработницей в чужой квартире,
А  Женщиной - единственною в мире,
А, проще говоря, самой собой.

Пускай судачат злые языки,
К чужому нет нехватки интереса,
Что он гуляка, пьяница, повеса,
Но чтобы ей, хоть раз, хоть две строки.

Не нужно ни "поверь", ни "навсегда".
Лишь две строки, пронзающие вечность.
Не часть, а все. Не Бог, а человечность.
Ты это знала и сказала "да".

Но я предупредил: "А я поэт".
А ты в ответ: "Не нужно мне про это.
В тебе я вижу больше, чем поэта.
Я вижу…" Ах, какой же был рассвет!

И солнце улыбалось лишь для нас.
И на вопрос: "А любишь ли меня ты?" -
Ты смотришь сквозь восходы и закаты:
"А ты спроси еще пятнадцать раз".

А я, ну, чем ответить я смогу?
Ну, разве что стихи слагать красиво.
А ты: "А разве я чего просила?
Что за привычка - вечно быть в долгу?"

И молча мне завариваешь чай.
Вот просто так. А, впрочем, я ведь тоже
В тебя влюбился не за нежность кожи,
А за улыбку, словно невзначай.

Ответственность - и в то же время честь.
Любить - и в то же время быть любимым.
Единственным, родным, неповторимым…
А ты мне с кухни: "Ну, ты будешь есть?

Суп десять раз успел уже остыть".
И не упрек, а нежность и забота.
Не верится. Пускай кого-то кто-то,
Но чтоб смогла поэта полюбить?

В любви, в разлуке, в пьянке ли, в гульбе -
Ничто не остается без ответа.
Ты можешь все, но - полюбить поэта…
Я памятник поставил бы тебе.
22 января 2001
Письмо бывшей жене в Нью-Йорк

Словно  эльф в объятиях пьяного орка,
Словно дерево,высохшее на корню,
Русский бард бредёт по дорогам Нью-Йорка
Перешагивая со стрита на авеню.


Мы привыкли к тому, что реальность сурова,
Постоянно давая отпоры врагам.
Здравствуй, Инна. Прости, что так долго - ни слова.
Твой отъезд хорошо саданул по мозгам.
Я впоследствии многое думал об этом.
И хоть чувства казались нам так горячи,
Интересный союз музыканта с поэтом
Был не вечен по целому ряду причин.
Час настал - и уже не спасала и вера,
А долги прижимали - хоть волком завой.
Не последнюю роль здесь сыграла карьера,
А, вернее, отсутствие таковой.
Ты считала - хоть наши потуги красивы,
Хоть искусство, конечно, и разум, и свет,
У талантливых личностей нет перспективы,
Потому что… А дальше - цитаты газет.
Про валюту, про банки, про рынки, кредиты,
Про налоги, которые бьют наповал.
Мне порою хотелось сказать - да иди ты! -
Но, наверно, я в чем-то тебя понимал.
Ты уехала. Время помчалось по кругу.
И утратив реалии стольких вещей,
Я с тобою утратил не только подругу -
Я утратил идею искусства вообще.
Денег не было. Впрочем, проблема не в этом.
Я, конечно же, мог бы пойти на лоток,
Контролером в трамвай… Но остаться поэтом
После этого я бы, наверно, не смог.
Парадокс - не калека, не лох, не бездельник,
А в карманах лишь ветер гуляет меж дыр.
И однажды, устав от отсутствия денег,
Я, собрав документы, потопал в ОВИР.
Мол, искусство  стране подымать неохота?
Дескать, банки нужны, а поэзия - нет?
Ну и ладно. Даешь Корпорейтед такой-то.
В самом деле, подумаешь - просто поэт.
Я по лестницам брел, как в бреду наважденья.
Обивая пороги, старался, как мог.
Вдруг с вершины какого-то учрежденья
Я увидел весь город, лежащий у ног.
От судьбы иногда не дождешься подарков,
А порой как повалят - опять и опять.
Я увидел не просто любимый мой Харьков -
Я увидел все то, что хотел потерять.
Было лето, и парка зеленая грива
Стольким птицам дарила тепло и жилье.
Шли студенты и пили роганское пиво.
Вроде мелочь, а все же - родное, своё.
И один паренек из разряда эстетов
Улыбнулся - я думал сначала, не мне.
"Я вас знаю. Вы этот… Из классных поэтов.
Ваша книга… Автограф… А можно жене?
Вы поэт. Вы, наверное, верите в чудо.
Мы ведь с вами по духу не так далеки.
Мы с женою хотели уехать отсюда,
Но друзья подарили нам ваши стихи".
Он смущался, расстегивал строгий свой ворот,
Говорил, что искусство вовек не унять.
Я увидел не просто любимый свой город.
Я увидел… А, впрочем, тебе не понять.
Мне бы имя твое чистым золотом высечь,
Мне бы звезды тебе постелить на траву.
Славься, Харьков! Каких ты там третьих тысяч -
Я сегодня с друзьями в тебе живу.
Я люблю тебя всяким - уставшим, угрюмым,
За улыбчивость дам, за мужской разговор.
И покуда гитарные слышаться струны,
И покуда Эсхара пылает костёр,
И покуда нам дышится здесь и поётся,
И покуда поэзии тянется нить,
Место каждому в городе этом найдётся,
Каждый сможет себя для людей применить.
И покуда политики и меценаты
Будут верить в искусство, как в солнечный свет,
Мы богаты. Наверное, очень богаты,
Потому что нужны и банкир, и поэт.
Я, конечно же, выбрал нелегкую долю,
И порою бросает то в холод, то в жар.
Знаешь, Инна, я новую книгу готовлю,
И, конечно, найдется тебе экземпляр.
И забившись под пальму, чтоб не было жарко,
Ты прочтешь через год, через несколько лет
Том поэзии. Город издания - Харьков.
И, конечно, с автографом - "Русский поэт".
28 февраля 2000
Мастер - читателям

Под рукописью ставлю дату -
И труд окончен мой сполна.
Вы судите по результату,
Забыв о том, что есть цена.

Достав бумажник из кармана,
Вы можете купить всегда
Четыреста страниц романа -
И тысячи ночей труда.

Вы покупаете движенья
Моей невидимой души,
Работу до изнеможенья
И чей-то голос: "Не пиши!"

Вы покупаете раздумье
И средь бессонниц - всплеск огня,
И вдохновенье, и безумье…
Вы покупаете меня.

А мне - признанье, деньги, слава,
При жизни бюст, почетный знак.
И улыбается лукаво
Поклонник - мой вчерашний враг.

Я - Мастер. Небо, горы, реки -
Ничто не властно надо мной.
Но дай вам Бог не знать вовеки -
Какой ценой… Какой ценой…

11 октября 1994 г.