За еще лазурными волокнами роговицы ее глаз

Нацарапай свои страдания на моей груди, выведи их своими острыми ноготками, я разрешаю, я не могу тебе не разрешить, не стесняйся, я вижу по твоим глазам, что ты этого хочешь. Они исполнены болью, что питается тобой изнутри, безжалостно пожирает, отдай ее мне, подари мне глубокую печаль, что спрятана за этими голубыми волокнами роговицы твоих глаз. Этот цвет! Он словно снизошел со дна небес, с самой высоты, недосягаемой, поглощающей все устремленные взоры, что пронзают воздушную толщу, утомляются, потратив все силы на преодоление этого немыслимого расстояния и тают в лазури, растворяются. Как они прекрасны, красивы, невинны. На твоих щеках слезы?! Они тоненькими ручейками текут к подбородку, будто ненароком прикасаются к губам и остаются в нежных складках между ними, теперь влажными и солеными.

Теперь лишь высохшие следы напоминают о бегущих тонкими струйками слезах. Твое тело расслаблено. Какое оно нежное, мягкое, словно медленно падающее на дно глубокого океана, в обитель мрака, холода, тишины, спокойного, вечного сна. В места, покинутые Луной и Солнцем, непробудные глубины, незыблемые. Твои волосы, чуть колышимые подводными течениями, извивались как черные, ленивые змеи и чешуей отражали тающие лучи света, с трудом еще проникающие вглубь, бледнеющие, исчезающие. Как же здесь тихо! Там, на поверхности, бушуют ветра. Как трепет веера волнует воздух, так они волнуют безбрежный океан, громогласно ревущий, кипящий эфемерной пеной оттенка твоей кожи, прекрасной кожи, дивной, волшебной, мертвой.