Учитель ИЗО начало болезни

Проснулся почему-то в своей постели, под одеялом, абсолютно трезвый и довольный жизнью. Жутко болел живот и мне совсем не хотелось идти в школу. Сказать об этом было некому, а звонить шефу, с тем чтобы предупредить о моей внезапной бюллетени, стало стыдно. Зачем расстраивать старого идейного коммуниста, ведь он вполне ещё может… забрать меня с собой в могилу или на крайний случай в КПСС.
Так что пришлось встать, сомнабулически побродить по квартире и, запихнув в себя термометр, дожидаться ответа на вопрос – а болен ли я? Оказалось, что ещё как! Вернее никак и нигде и ни с кем и никуда, а отлежаться бы день другой дома и всё как рукой сняло бы. Но мы – пионеры конца восьмидесятых, бывшие октябрята и несостоявшиеся лидеры ВЛКСМ, и по сей день чтим красное знамя, дудку-жалейку что горном зовётся и дедушек на броневиках.
 Пришлось идти на работу в школу. Мне как-то привычнее говорить, что в школу, потому что то чем я там занимаюсь, работой назвать невозможно – я учитель ИЗО. К слову, температура тела по Цельсию превысила 36,6 и ушла в область сплошной красной линии.
Идя по улице, я мужественно боролся с внутренним ощущением того, что мне переломали руки и ноги в локтевых и коленных сгибах, а меня самого колотит и содрогает словно бы я танцую буги-вуги на танцплощадке в Сокольниках. Там есть замечательная танцплощадка для тех кому осталось не более восемнадцати. Летом я иногда прихожу туда, чтобы набраться оптимизма и поразмышлять о своём будущем. Но зимой всё чаще приходится просматривать ретроспективные фотографии с Айседорой Дункан и документальные записи с Нафиковой Фердаус Мухаметвалеевной в роли Кармен.
После двух первых уроков у меня должно было образоваться «окно» и я на него очень рассчитывал, поэтому на первом, когда ко мне в класс вошли дети, я согласился на всё. Дети. Как можно любить тех, кто так неистово видит тебя насквозь и хочет тебе только  добра? Они сразу поняли, что я заболеваю и, пребывая в возрасте четвёртого класса, потребовали от меня свободу выбора. Каждый рисовал, что хотел и мне, конечно же, никто и ничего не показал. На мой робкий, осипший призыв сдать свои работы отозвалось всего два человека, оба из которых оказались сёстрами близняшками нарисовавшими друг друга.
Следующий класс был постарше сантиметров на двадцать тридцать, поэтому мои наихудшие предположения оправдались. Они рисовали с натуры. Невзирая на мой болезненный вид и просто плачевное внутренне/внешнее состояние, меня вытащили сидящим на стуле в центр класса и нарисовали как есть.
Видимо, чтобы добить окончательно, они сдали мне все свои рисунки и потребовали зачесть их как четвертную контрольную работу. Чего нового я о себе только не узнал: от болезни Дауна, до Паркинсона с чудовищными осложнениям по всему телу, нетрадиционность моей ориентации и развратность любимой позы, разительную схожесть с диким и домашним скотом и инопланетными существами. Кем я только ни был. В общем, когда это окно таки благополучно образовалось, я доплёлся до шефа и попробовал предстать перед ним в самом жалком виде на который я только был способен...