Метровидения
жизнь меняют в автоматах,
и доверчивые твари
три по пять берут за брата -
дань последним повышеньям
в йенах, долларах и штуках...
здесь почти не слышно тени,
здесь совсем не видно звука:
заливает подземелье
склизь протухшего неона,
и в тиши бетонной кельи
робкий топот миллионов
будит мудрое сознанье,
затерявшееся где-то
между рвотами и снами
на окраине клозета.
Плавно трогаются черви
и, елозя томным чревом,
проникают в массу черни,
уходя все время влево;
за окном струятся стены
в проводах, крючках и числах;
электрические вены
кровью харкают искристой,
и продавленность сидений
похотливо ждет разврата,
липкий плен метровидений
за стеклом рождает брата -
жертву пьяного аборта:
сев на восемь остановок,
толстый, потный и потертый,
просит брат подать спиртного;
справа кто-то в форме цисты
создает подобье тверди,
спорят два больших экзистен-
циалиста о бессмертьи
и таят в карманах Сартра,
отвлекаясь лишь на бедра,
недостойные Монмартра,
но открытые осмотру;
и стучит в пустой грудине
счетчик гейгеровских актов,
обрываясь посредине
неоконченного такта.
Десять метров до рассвета;
в материнской злой утробе
черви ползают от века
между праздничных надгробий
и вращают стрелки нудно,
исчезая без следа...
Это поезд ниоткуда,
это поезд в никуда.
Свидетельство о публикации №103111301366