На пероне

Перон
длинною в пол часа
в туман вороньим пером
ложится неспроста.
Бывай Москва до следующего месяца,
для меня ты заканчиваешся на Белорусском,
никто из нас надеюсь к времени тому не повесится,
ни один не дрогнет мускул
нервным тиком
или чем-нибудь ещё.
В этот раз уезжаю тихо.
Сумка лямкою впивается в плечо.
Я Есенину в ноги блевал,
всё равно что кланялся на досуге,
пьяной улыбкой выгибался бульвар,
расплываясь в общем звуке.
Ни слова. Бывайте!
Под колокольный звон стеклянных тар,
бывайте!
Свидимся на том же бульваре
и снова в пьяном овале
лиц прорежется улыбка
сучностью убытков.
Прощание ни с кем.
Капля пота проступила на виске.
Прещимили сердце дверью,
как два пальца обоссали.
Прощайте и прощайтесь сами
с тем, что имели!
А имели
восемь дней в неделю,
и глядели
в чужие миски,
как бывает от обиды.
Надоели!
Было надо -
ели.
Не доели.
Будто от обиды,
от потери
самых близких.