Голубой шар

Иногда открывалась дверь, и в проеме сквозняка появлялся голубой шар, шар плыл и приближался,  в нем проявлялось светлое пятно, оно становилось лицом, и рука тянулась к его руке, он брал легкие пальцы, и пожимал это прикосновение бережно, чтоб не потерять ни грани тепла.
Она садилась возле на стул, доставала откуда-то яблоки, брала книжку и спрашивала:
- Дальше будем читать?
Она читала книгу Дзен, которая должна била помирить их с жизнью. Он брал яблоко и ломал зубами сочный яблочный живот, он слушал ее напряженно, пытаясь проникнуть в чужую логику, и все вокруг тоже затихали, все смотрели на нее, а он не смотрел, нет. Иногда он уставал искать смысл, и тогда слушал только голос, хриплый и сбивающийся, а потом глядел на нее искоса,  представляя, как бы она села на него верхом, и как бы он почувствовал тяжесть ее тела,  и напряженные мышцы ягодиц. Они иногда смеялись, довольные ответом учителя ученику про бесценную голову дохлой кошки, а он оглядывал свое тело под одеялом и понимал: нельзя же заставить ее делать это, только потому, что я теперь на одну четверть короче.
Потом она заканчивала читать, тайным для глаз движением засовывала в пижаму сверток с порошком, вставала со стула и говорила «Пока, мальчики! Выздоравливайте. Я завтра снова приду». Голубой шар уплывал по палате и таял в дверях. Они говорили всякое про нее, наркоманка, мол, и б…, и волосы в такой цвет красит, как ее только сюда пускают.  Раз она ходит к тебе, Петя, что ты, в сам деле, теряешься. Давно ее пора, это.
Вечером медсестра ставила всем уколы, чтоб хорошо спали. Они не любили уколы, когда ставила старая, и любили, когда молодая, один он говорил –  мне не надо, у меня и так отличный сон. Медсестра трогала выключатель, желала всем спокойной ночи, они говорили ей разные комплименты. Потом все  засыпали, и стонали вокруг. Тогда  он осторожно доставал сверток, перекладывал свое тело на живот, скрипя кроватью и мучаясь этим звуком, разворачивал бумагу на подушке и нюхал. Армия спасения. Так вот. Только этим и спасаешься.
Словно вытаскивали сверла из ног, тело становилось легким, легче радужной пленки глаз, и то, что давило его сердце, оно отпускало. Потом он летал …  И тогда рядом  летел голубой шар. Невысказанно похожий на что-то знакомое, но он не мог вспомнить, на что.



Однажды она пришла, достала бананы и виноград, взяла книжку и сказала:
- Я, может, завтра не приду, я замуж выхожу.
- Замуж?
- За парня одного. Нашего же. Ты не волнуйся, будут другие приходить.
Она читала, он ел банан, и ничего не понимал. Он думал: с каким-то мудаком, и перестанет ко мне приходить, почему? Когда она закончила читать, он ей сказал : возьми деньги под подушкой. Она наклонилась, а  он схватил ее и прижал к себе, он ее поцеловал. Она несильно сопротивлялась, удивленная, и он потащил ее к себе, наверх. Он ощущал небывалую силу своих рук. Она вырывалась, и он говорил ей: Подожди, подожди немножко… Он боялся посмотреть ей в глаза, боялся увидеть в них себя, красного, потного.  А когда взглянул, увидел глаза ее, расширенные, со слезами, и они смеялись. Когда он начал расстегивать ее джинсы, она закричала: Помогите, помогите!.. Он ослабил хватку на миг, она вырвалась, метнулась из палаты, и  денег не взяла. Он лежал обессиленный и думал: е…рь говнянный, сука,  мудак! Что теперь делать? Потом он услышал  вокруг гогот – это реагировали парни.
- Ей надо было кофту сразу расстегивать, а ты ее наверх. Надо было заинтересовать сначала..
- Ты хоть ширинку-то приготовил?  Или б нас позвал, мы б тебе расстегнули, пока ты ее держишь.
- Он ее хотел через одеяло трахнуть! Во какой гандон бы получился!
Он вдруг сам стал ржать, утомленный идиотизмом пережитого.
Потом из армии спасения пришли два парня, один сразу забрал деньги и ушел, другой читал Евангелие, серьезно и без выражения. Вся зубастая безногая команда слушала молча и вздыхала.

Утро началось шумно - влетела медсестра и сказала: сегодня приедет министр, кого-то награждать будут. И потянулись вереницы санитарок с швабрами,  тряпками, новыми шторами и чистым бельем. Им даже сменили пижамы на спортивные костюмы. Вся эта кутерьма проходила в стороне от него - он дремал,  все кости у него были мягкие, даже те, которых уже не было, а когда он пытался открыть глаза, потолок все время куда-то отплывал.
Потом они пообедали, или позавтракали – неизвестно, медсестра и какой-то парень ввезли сверкающую хромом, переполненную спиц и рычажков, колесницу, и сказали – вот, это тебе. Парень взял его на руки, как ребенка, и посадил на коляску, сестра  прикрыла одеялом, причесала и сказала: «Сиди смирно, сейчас придут». Стало шумно в коридоре, и  в палату просочилась толпа офицеров, и фотографов, и журналистов. Журналисты суетились, щелкали фотовспышками, снимали все вокруг видеокамерами, вдруг кто-то командным голосом  попросил всех на пять минут затихнуть, и они замерли. Генерал-лейтенант с красным круглым лицом сделал шаг вперед и  сказал твердо речь. Что парней, защитивших родину, отдавших свою жизнь, свое здоровье и разное другое, она, родина, не забудет, им будет все потерянное компенсировано, а не им, так их родным, особо же отличившихся, грамотных и опытных вояк  пусть  без рук, без ног, Вооруженные силы приглашают служить дальше, уже в качестве консультантов. Ведь главное – голова, а голова у них еще есть. “Петр Мазурчук, не бросивший товарищей в беде, сделавший все для того, чтобы прикрыть их отход, сегодня получает золотую звезду Героя России, а так же почетное предложение продолжить свою работу в рядах вооруженных сил России. Ты готов, Петр?” Он лихорадочно соображал, кого это имеют в виду, разве здесь есть еще один Петр Мазурчук, но тут генерал двинулся на него с протянутой рукой, за спиной генерала зашевелилась масса торчащих приборов, защелкали аппараты и вспыхнули вспышки, он решительно вытянул руку и крепко тряхнул генеральскую заскорузлую дощечку. “Рад стараться, товарищ  генерал-лейтенант”, улыбнувшись непонятной для него роли, отрапортовал он. “Давай без формальностей. Консультантом к нам пойдешь?” “Конечно пойду, куда же мне еще?” Вот и молодец” Генералу подали открытую коробочку, он долго вылавливал золотую звезду толстыми пальцами, а когда ухватил, то осторожно, как скользкую рыбку, приложил к пестрой куртке. Все вокруг зааплодировали. Генерал постоял так минуту, дожидаясь, когда снимут и сфотографируют, потом подскочил молодой помощник и звезду, наконец, присобачил. Генерал, повернувшись к нему спиной, отвечал на вопросы журналистов, к Петру тоже подошла молоденькая вертихвостка и, протянув к лицу микрофон, спросила, что он чувствует. “Радость”, сказал он, “А еще  ссать хочу, вы не могли бы судно мне подать?” Журналистка отошла, покраснев.

Однажды, не дожидаясь провожатого, он выехал  из палаты, поехал по коридору, добрался до лифта. Потом оказался в вестибюле больницы, а потом в саду.
Что-то произошло, когда он увидел на скамейке голубой шар, она сидела одна, она помахала рукой, и он поехал.
Что-то произошло, потому что перестало болеть сердце от чувства времени, которое проходит мимо него, не оставляя ему ни капли надежды, а только понимание того, что он мертвец, мертвец в 21 год.  Что-то произошло с ним, что-то стало болеть в носу, и он незаметно, словно туда попала пыль,  постарался вытереть глаза.