Последний допрос

Всё – остро.
Тонко, хрупко…
Больно.
И сжаты губы.
И в глазах –
протяжный, безнадёжный страх.
(Довольно, Господи, довольно!…)
Он ничего не понимает,
не слышит, -
Господи – зачем?!
Он говорит… -
о чём? и с кем?
И лёд в глазах его не тает…

(Мой любимый,
удивительный,
нежный, ласковый –
очнись!…
Вспомни тот полёт
стремительный –
в Жизнь!…)

«Всем выйти,» –
«Да… но монсеньор!
В ней дьявол! Будьте осторожны:
любые хитрости возможны;
скорей исполним приговор!
Что ждать от ведьмы непокорной,
помимо бесовских речей?…» –
«Я ДОЛЖЕН! –
предоставить ей
последний шанс,» –
«О да… Бесспорно.»

(Мой любимый,
мой единственный,
сколько дашь мне? –
пять минут?…
За дверями,
в злобе пристальной,
пусть они
пообождут!…)

«Иди ко мне,» -
«Конечно,» –
«К ведьме!» -
«Неважно,» -
«Важно. Вдруг ты прав?
Ты нарушаешь свой устав…» –
«Откуда этот шрам?» -
«Да плетью
здесь приласкал меня один
из вашей мясниковой братьи.
В богоугодном сём занятьи
усерден этот господин…» –
«Не смейся!» –
«Буду. Слишком страшно.» –
«Я для души твоей молю:
ПОКАЙСЯ!» –
«Я – ТЕБЯ – ЛЮБЛЮ…
А остальное мне неважно.
Молчи. Дай губы. И не плачь.
Твой Бог не слеп,
Ему всё ясно,
о инквизитор мой прекрасный
и мой возлюбленный палач…
Ты служишь искренно и верно,
ты веришь в праведность огня;
ты веришь, что спасёшь меня,
очистив пламенем от скверны…»

(Мой любимый,
мой доверчивый,
долго здесь тебе не жить:
там, во мгле,
волчком заверченной,
вместе с падшими кружить.
Лишь Любовь туда дотянется
через мрак небытия…
Только это мне
достанется - 
МНЕ! –
отмаливать тебя…)

«Когда ты выйдешь –
будь спокоен,
прохладен и невозмутим;
иначе нам гореть обоим, -
подавятся! Не жирно ль им?!
Ничем – в повадке, людям зримой,
смятения не выдавай.
Но – ДЛЯ ДУШИ ТВОЕЙ,
любимый,
прошу тебя:
не убивай…» –
«О Боже, как коварен Враг!
Ты говоришь Его словами!…» -
«Так  С КЕМ ты хочешь быть врагами,
сказав внезапно – глупо так?» –
«Всё, всё… Ни слова. Пять минут
последней  - в этом мире – встречи…» –
«А вдруг они сейчас войдут?
Что скажешь им?» –
«Плевать. Отвечу.
Гореть сейчас или потом,
за эту прОклятую жалость,
спустя лет двадцать?…
Эка малость
перед безжалостным огнём…»

(Мой любимый,
мой потерянный
средь раскрашенных могил…
Что они с тобою сделали –
чтобы ты себя забыл? –
крылья – белые, могучие, -
пенье в нежной вышине…
Как они тебя замучили,
если ты не веришь мне!…)

…И был мороз в тот день.
И мне
с лихвой пришлось  бы отогреться,
когда б от ужаса – в огне –
само не выключилось сердце…
…Прощай, двуногое зверьё;
теперь я долго не услышу
всех этих ваших «я!», «моё!»,
«мы лучше!»,
«мы главней!»,
«мы выше!»;
всех этих ваших «с нами Бог!»,
с которым вы, вгрызаясь в глотки
таких же «праведных» врагов,
несли победно титул «кротких»…
Сменив мелодии Имён
на плоские земные клички,
вы разорвали связь времён
и скверной преданы привычке –
стократ позабывать уроки
Прощенья, -
и бесстыдно лгать,
что Бог способен быть жестоким –
как вы, - и мстить, и ревновать!… -
с упорством брошенных детей,
что так горды клеймом пропащих,
ждать с Неба молний и плетей, -
и рвать на части Приходящих
из Царства Света и Любви,
как Тот, Чью участь вспомнить горько:
Он вам раздал Себя, - а вы
частички прячете в каморках –
не душ своих! – о если б! –
нет! –
в каморках мёртвых книг и зданий,
сосудом мёртвых заклинаний,
как прежде,
накрывая свет…

…Прощай, любимый.
О тебе
душа ни слова не добавит.
В твоей –
моей –
одной судьбе
Любовь всё скрасит и исправит.
И ты когда-то бился, чтобы
я не забыла в суете,
что ты и я – мы знаем оба –
едины – там, на высоте…

…Всё легче –
выписав восьмёрку,
лететь, натягивая нить,
и, отрываясь, уходить
в бардо –
чистилище –
(гримёрку)…
О Господи!… Даруй и им
Вернуться – поздно или рано…
Привет Тебе –
Нагваль! –
Нирвана! –
Небесный Град Ерусалим!…