Гроза двенадцатого года школьное сочинение

Гроза двенадцатого года
(сочинение)
*  *  *
Летом 1812 года на границе России с Европой собралось множество французских солдат с ружьями и пушками. Меж ими встречались и переодетые иностранцы - немцы, поляки и египтяне. За главного у них был Наполеон – французский император и большой охотник до чужого добра.
Русский царь Александр, бывший неотлучно при войске, приказал нарочно пересчитать французов, а как донесли ему, что французов без малого сотен пять тысяч, нахмурился и посадил всех сочинять диспозицию. Сам же отправился окунуться в реку, где встретил старика Кутузова, дремавшего с удочкой в руках. Царь разбудил Кутузова, показал ему на французов, жегших костры на том берегу, и спросил у Кутузова мнения. Кутузов спросонок засопел по-стариковски и сказал, что по всему видать грозу двенадцатого года, и лучше б покамест спрятаться до зимы, а как выпадет снег, то и видно будет. Александр страшно рассердился, топнул на Кутузова ногой и велел ему сматывать удочки, а сам вернулся в лагерь, узнать, готова ли диспозиция. Узнав же, что не готова, Александр махнул на всё рукой и решил надеяться на авось. Когда же авось не случился, он приказал войску отступать гордо непременно с песнями, а сам ускакал в Петербург, в котором тотчас запретил всем говорить по-французски.
А войском командовали разные генералы, и все со странными свойствами. Михаил Богданыч Барклай де Толли, который по отцу был шотландец, заставлял своих адъютантов каждый вечер играть на волынках, а сам напивался виски и плакал.
Пётр Иванович Багратион, грузинский князь, когда-то был правой рукой у Суворова, а когда тот умер, он надулся и много о себе возомнил. Он всех ругал трусами и подлецами, а адъютантов своих заставлял каждое утро собирать и разбирать его походную шашлычницу на время, и бил их плёткою если выходило медленно. Генералу же Милорадовичу, бывшему по отцу сербом, адъютантов не полагалось, и он целыми днями играл на балалайке, распевая свою любимую песенку: «Я бывалый и чертовски бравый генерал, пусть убьёт меня Каховский, если я соврал». К тому же склочный Багратион писал царю на Барклая анонимные доносы, что он-де немец и изменник. Царь хоть и знал, что пишет Багратион, потому как русского тот не знал, и писал по-грузински, всё ж таки в свою очередь журил Барклая, что неприятель уже чуть не до Москвы дошёл, а ничего ещё ему не сделано. Барклай же в ответ дулся и налегал на виски пуще прежнего.
В конце концов царь громко скрипнул сердцем и поставил надо всеми ними Кутузова, который по отцу был русский, служил раньше у Суворова левой рукой, потерял под Алуштой глаз, и хоть тоже зазнался, когда умер Суворов, виду не подавал. Кутузов встретил войска у деревни Бородино. Он сделал им смотр; сказал, что с такими богатырями отступать грешно; показал всем издалека икону Казанской Божьей Матери; объявил, что велика Россия, а отступать некуда; хотел ещё спросить у солдат – «Ребята, не Москва ль за нами?», но вдруг взял и уснул, да так крепко, что его пришлось на руках унести с поля. Тут подоспели французы, которых было уже не так много, потому, что некоторые потерялись по дороге, и началось сражение.
Французы сразу начали палить из пушек, отчего был страшный шум и грохот. Русские закричали им, что Кутузов спит и шуметь нельзя, но те не унимались. Тогда Багратион с Милорадовичем закричали «Ура!» и повели солдат в атаку, а Барклай с адъютантами заиграли на волынках, так, что французов понесли кони, отчего многие их кавалеристы упали и больно ушиблись. Но тут одно из ядер случайно угодило в Багратиона и он геройски умер. Увидев это, русские расстроились и отошли на свои позиции, а французы до вечера палили из пушек, пока  у них не кончились ядра.
Кутузов в ту пору уже проснулся и все генералы пришли к нему на совет. Выслушав все обстоятельства, Кутузов сказал, что приказывает отступать, а когда некоторые принялись было возражать, он притворился, будто опять засыпает. После же того, как все ушли, он открыл свой единственный глаз и навернул на него стариковскую слезу, с которой и просидел до утра, закутавшись в одеяло.
Утром, он велел подать себе щей, и сел писать реляцию государю в том духе, что потеря Москвы не есть ещё потеря России, и что сохранив войско, он теперь спрячет его от Наполеона и будет ждать зимы, а тот пусть сидит себе в Москве дурак дураком. Покончив с реляцией, Кутузов подошёл к окну, подмигнул глазом своим возившейся в огороде ребятне, и сказал про себя «Война - войной, главное маневры!».
Получив Кутузовскую депешу, царь Александр разгневался, и велел тому немедля явиться в Петербург для объяснений, но покуда курьеры сновали туда и обратно, Кутузов успел совершить свой знаменитый Тарутинский манёвр, и отыскать его, равно как и всё войско, чтобы огласить царский приказ, оказалось никак невозможно. Александр даже посылал адъютантов к Наполеону, мол, не знает ли он где может быть Кутузов, но тот ответил, что не знает, и сам его вторую неделю ищет.
Тогда Александр махнул на всё рукой и издал манифест, в котором велел русскому народу срочно партизанить. Надобно знать, что народ в силу привычки и традиций и так уже изрядно партизанил, но без манифеста это выходило как-то бестолково и нехорошо. Возглавить это дело государь доверил гусарскому полковнику и стихотворцу Денис Василичу Давыдову, какового велел называть Поэт и Партизан. Народ же сразу полюбил его, потому как Давыдов был в манерах прост и не дурак выпить, а крестьянские дети души в нём не чаяли: он катал их на своей деревянной лошадке, а вечерами учил их мазурке и политесу.
Французам же вскорости не стало от партизан совсем никакого житья. Партизаны ночью подкрадывались к часовым сзади и пугали их, громко хлопая в ладоши. Проносившихся мимо них французских курьеров партизаны беспощадно освистывали и кидались в них тяжёлыми сосновыми шишками. Переодетый французом Давыдов подолгу жил в неприятельском лагере, объедая врагов. Он брал много в долг у офицеров и не отдавал денег. Одному капитану он продал втридорога украденный у него же бинокль. Обо всём этом он писал государю, хоть и привирал порой лишнего.
А когда настала зима, Давыдов и его партизаны отыскали по следам в лесу место, где таился Кутузов с войском. Узнав об их подвигах, Кутузов с чувством всхлипнул и приказал наступление. Французы же, которым было очень холодно и сильно хотелось, есть, порядком к тому времени расклеились и бросились наутёк. Пока шли до границы, они ели в пути своих ослабевших товарищей, а когда те закончились, стали есть друг друга, отчего дисциплина совсем упала. Наполеон, видя это, уехал от греха во Францию, где задумал собрать новое войско.
А русские меж тем подошли к самой границе и построились торжественно вдоль неё, потому что туда приехал сам царь Александр. Он дал каждому солдату красивую медаль, офицерам всем пожал тепло руки, а Кутузова горячо обнял, расцеловал и просил быть главным в заграничном походе. Кутузов сперва прослезился, а после сказал царю, что на дворе зима, фуражу мало, сапоги у солдат начищены дурно и в поход ходить не надо. Но у Александра взыграло ретивое и он велел выступать тотчас, а с Кутузовым даже не попрощался. Кутузов тогда закрыл свой единственный глаз, и все вдруг увидели, что он умер. Тем всё и кончилось.
Михаил Богданыч Барклай де Толли, которого в заграничный поход не взяли, уехал в своё имение в Курляндию, где до конца дней своих, завернувшись в шотландский плед, глушил виски под звуки волынки. Останки Багратиона похоронили на Бородинском поле и поставили ему хороший памятник в виде орла. Денис Василич Давыдов сделал себе в свете порядочное реноме, выгодно женился и его уж и не называли иначе, как Поэт и Партизан. Бравый Милорадович лихо сражался и впредь во славу государя и Отечества, брал на шпагу Париж, а после войны стал генерал-губернатором Петербурга и был им до тех пор, пока его не застрелил на Сенатской площади декабрист Каховский.
А Кутузова похоронили в Казанском соборе в Петербурге, где он лежит себе и по сей день, посапывая во сне по-стариковски.
*   *   *