Он и она

             Поэма
Лишь луч зари последний канет
В просторы чудные Творца –
Под сводом звёздным демон станет
Смущать рассудок и сердца
Ещё нетронутых пороком
Под неусыпным божьим оком
Плеяды юношей и дев
Прельщеньем плодовитых древ,
Чей сок вкусив, Адам и Ева,
Всевышнего изведав гнева,
Приобрели за грех в удел -
Земли осваивать предел.
Познав все тонкости лукавства,
Изгнанники Господня Царства
Недолго горестно грустя,
Произвели на свет дитя,
Чтоб в исполнение завета
Его потомками планета
Ему подобными одна
Была населена сполна.
Но как додумался Учитель
Единый в свете небожитель,
Примера не имея в том,
Создать там женщину? Притом
Придать ей качества комбайна
Великолепного дизайна,
Чтоб непосредственно она
Одновременно и одна,
Как пташка, в доме хлопотала
И стройность быту придавала,
И наполняла все теплом,
Уютом, светом и добром.
Детей плодить не уставала
И ихним лепетом дышала
От крика первого его
До дня заката своего.
Лишенья все переносила
И крест покорности носила,
Как вечную греха печать
За любознательную стать.
За кухней, живностью, горшками,
Работой в поле, пряж мотками,
За воспитанием детей
И кое-чем еще важней –
Всегда была и мастерица
И грациозна, как царица,
И господину на глаза
Являлась гибкой, как лоза,
Лицом – белее горностая
И телом пышным, как в Данаи,
Которая ему вот-вот
В объятья неги попадет.
А тёплой лаской сладострастья
И аурою полной счастья,
Экстравагантностью эрот
Стелила бы дорогу в грот:
В сей уголок – чертог уюта,
Для жаждущих любви – приюта,
Где магия пикантных чувств,
Важнейшая из всех искусств,
Чем Гея женщин одарила –
Являет дивные удила,
Которыми сей славный род,
Умело действуя, ведёт,
Как стадо блеющих баранов,
Самоуверенных болванов
Нирваною слащавых грёз,
Где каждый мнит, что он всерьёз
По праву первенства созданья
И грубой силы обладанья
Есть всеглавенствующий вид
И ревностно об этом бдит,
Не допуская и словца
Перечить прихотям самца:
Они ведь чрез его уста –
Суть откровенья божества,
И обязательны для всех,
Чтоб не навлечь на душу грех.
А производна от него
Дурнушка женщина всего
Лишь раб, который обречен
Блюсти неписаный закон
Преданий Библии, Корана
И сводов прочего дурмана,
Трактующих весь их удел:
Во власти быть мужских всех дел.
И быть в руках у них игрушкой:
Грудасто полной хохотушкой
Для развлечений и забав,
Чтоб ублажать их дикий нрав.
Притом в покорности супругу
Была сродни людскому другу,
И даже в помыслах своих
Не смела думать о других,
Не то, за эту мелодраму,
Недолго угодить и в яму,
Где под гигиканье народ
Её камнями изобъёт.
А он – прелюбодей известный
И баловень судьбы чудесной
Уж ищет новый аромат
Банальных чувств, богатств палат,
Где сможет вновь уединяться
И до забвенья наслаждаться
Очарованием любви
В объятьях молодой крови –
Хоть будь ты с виду Квазимодо*,
Умом, осмеянным народом,
И впрочем с комплексом иных,
Не столь уж важных, но дурных
Манер, привычек и повадок,
Каким бы ни был он в них гадок,
Не ощущая в том изъян,
Он дерзновеньем обуян:
Владеть всем девственным девичьем –
Хоть это в общем неприличьем
Ещё совсем назвать нельзя –
Творит же это бес, друзья.
Ведь тёмны силы злого духа,
Как та назойливая муха,
Всё бередят его нутро
От головы до пят – хитро,
То в снах виденья представляя,
Как он красавиц оголяя,
Смакует ихней наготой –
Пожизненной его мечтой.
То, наведя дурман геройства
Исконного мужского свойства,
Его бросают в вихрь войны,
Где он, не чувствуя вины,
Бездумно грабит, убивает
И женщин горестных пленяет,
Насилием кончая акт
Неистовству разгула в такт.
То, замутив ему сознанье,
Хмельным напоем испытанье
Проводят стойкости его
По поводу и без него:
Ведь молох ужасов войны
Без Вакха – друга сатаны,
Как та любовь без поцелуя –
Ведь врозь живут они тоскуя,
А вместе - будто благодать:
Их брак, что бич – ни дать ни взять –
Он столько выкосил народа,
Оставил вдов, детей без рода,
Но что ему до горьких бед,
Когда ума простыл и след? 
Он растворился в алкоголе -
Что говорить тогда о воле,
Когда остался грозный рык
Да дикого оскала клык.
Так зрелых лет проводит время,
Забот не ощущая бремя,
Наш собирательный герой,
Хотя пора уж на покой
Ему когда-то якорь кинуть
(В такой ведь жизни можно сгинуть),
И он решается с женой
Прожить остаток жизни свой.

Жена, как остров в океане,
Когда команда корабля,
Потрёпанная в урагане,
Услышала вдруг клич:«Земля!».
Полуживые, полутрупы
Ползут на берег из скорлупы
Подальше от скитаний всех –
Разгульной молодости вех.
Их твердь влечёт. Уж опостыло
Друзьям смотреть в хмельное рыло
И скучным временем делить
Подруг нескучных завалящих,
Собою ложе всем стелящих,
Такой всю жизнь готовых длить.
Пройдя огонь и медны трубы,
Забыв дорог былых зарубы,
Начать жизнь с чистого листа
Им захотелось неспроста:
У очага родного дома
Струится сладкая истома,
В ней млеют тело и душа.
Как несравненно хороша
Там безмятежная, живая
Жизнь бесконечно дорогая.
Алмазной чистоты жена,
Как в сказке верная княжна
Терзается, убита горем,
Не спит, не ест – все бродит морем,
Глядит – не явится ли вдруг
Её блаженнейший супруг.
И вот … о чудо! Гром небесный
Средь ясна дня - на лоне волн
Его, такого дорогого,
Несёт судьбины утлый чёлн.
В жене – ни злости, ни упрека-
Лишь удивлённые глаза
(Не провалиться б в них до срока)
И по щеке течёт слеза.
Не по игре с достойной миной,
Стараясь выдержать фасон,
Он ожидает, что с повинной
Она отдаст ему поклон
И, как на исповеди, скажет,
Как в целомудренном посте –
А по другому быть не может –
О нём тужила в суете.
И никому не дан был повод
При встрече с ним сказать в глаза
Хоть бы один порочный довод,
Чтобы съязвить ему со зла.
Забыть и детям не давала,
Что есть отец – семьи глава,
Его портрет все целовала
И, «тятя, тятя», повторяла,
Как дорогие всем слова.
В её неверности сомненья
Ушли долой, как страшный сон.
Её радетель без стесненья
В постель стремится, как на трон.
Ему льстит снова воцариться
И доказать, что власть – борьба,
Не дать ей повод усомниться,
Кто господин, а кто раба.
Но все напрасны ухищренья
Его предвзятого ума,
Искусством кроткого смиренья
Он с толку сбит – она нема,
Как будто не было измены,
Циничной наглости, угроз,
Нанесенной душевной раны
И пролитых ночами слёз.
Была бы хоть одна проблема –
Сама наложница гарема
И та б сгорела от стыда,
Увидев, как она всегда
Своими пышностями звонко
В нём будит пыл души, но тонко,
Что сразу он не может внять,
Как? чуть успев её обнять,
Он попадает в сказку сна:
Кругом – цветущая весна;
Её пленительные речи –
Пернатой перелив малечи,
В глазах – вся радуга цветов,
А тело – аромат лугов.
Огонь манящего желанья,
Догадка в смысле чьём ясна,
В нём вызвал веру упованья –
Забылись распрей времена.
Его кичливости мгновенье
Переливало через край,
Грудь распирало самомненье –
Хоть ты ему вторую дай.
Он необъятное объятным
Стремится получить сполна,
Чтоб голоском своим приятным
С невинной прелестью она
И слух, и сердце услаждала
И с придыханием шептала:
«Мой милый, славный, дорогой,
Я – плоть твоя, ты – ангел мой!
Когда тебя увижу – млею:
Держать я чувства не умею,
И лихорадит всю меня
Без твоего любви огня.
Ты отвернёшься – умираю,
Ты улыбнёшься – воскресаю,
Твой каждый вздох и каждый взгляд
Дают мне жизненный заряд.
Тобой одним дышу, страдаю
И лучшей доли не желаю,
Тебе во всём лишь я одна
До гроба остаюсь верна!»
А он – монстр воли буйной крови –
В раздумье весь. Нахмурив брови,
Как отрешённый богомол
Умом витает где-то – мол,
Сентиментальны эти речи
Ему приелись – он ждет встречи
С самим Зевесом – и готов
Хоть на Олимпе появиться
И как титаны с ним сразиться,
Но непременно в этот раз
Пробьёт его победы час.
Так, обольщаясь мнимой славой,
Он верховодит то державой,
То бойко силится судить,
Каким бы мир теперь мог быть,
Вот если б вместо Византийской
Русь крещена была бы Римской
Вселенской церковью б, тогда…
А жизнь, как талая вода
Уходит в землю, а за ней
И наш герой в один из дней
Предстал пред образом Аида.
Была отпета панихида.
И на поминках всяк, кто знал
Его по жизни, вспоминал,
Каким он был отцом прекрасным,
Жене - отрадой, солнцем ясным,
В любой компании – душой,
И за друзей стоял горой.
(Покойников заслуги чтят
И о дурном не говорят).
Каким он был на самом деле?
Да я совсем не ставил цели
Конкретный образ развернуть,
А лишь штрихами подчеркнуть
То, что мне кажется неловким
В поступках мужиков, нестойким,
Чтоб соблюдать мораль и честь,
А их таких сейчас не счесть.

*Уродливый человек (по имени персонажа
романа В.Гюго "Собор Парижской богоматери").