Канон перекрестка

время в Петербурге — как устрица
дождь здесь — бесконечная категория
чайки горизонт щиплют с наших ладоней
волны доходят до подбородка мертвых
небо драпировано андреевским стягом
пахнет навозом медная тень истукана
все мы повернули направо от всадника
сделавшись темой, поводом иной аллегории
разве кто возьмется доказать обратное,
дабы распознать превратную силу движения

меряет Петра первородок треугольными шагами
в красном пребывает фиолетовый отклик
портит вид на Смольный гранитная колоннада
куст сирени у Астории закрывает нападавших
набережная Дворцовая исхожена сапогами
парусник спускает паруса в тихой гавани
Летний сад работницы моют по спирали
мысли взлетают в небо и никуда не уходят
город — как пособие по русской анатомии
вымараны наши лица кровью героев падших

близко к Достоевскому лежит тот самый Клодт
Мусоргский оказывается под звездой иудея
Дельвиг превратился в фигуру для диссертаций
ноет в глазном яблоке заноза Адмиралтейства
Петербургская Ксения молится о Тарасе Шевченко
Пушкина уставшее сердце покоится на территории
город поражен проказой букварной истории
смысл сознания искажен разводными мостами
Раухфус — это не человек — ждёт на Лиговском, восемь
скручиваемся у входа и превращаемся в тишину

краем блюдца северного плоского небосвода
солнце прорывается сквозь рябь сползших туч,
высвечивая угол Римского-Корсакова и Большой Подъяческой,
выхватывая нас в полном составе из темноты
консул на балконе читает газету на голландском
набережная Английская под ним геометрически чиста
ждет своего часа, рассвета, которого не бывает
впрочем, как заката, разве что на переломе лета
словно пять лучей распластаемся над проспектом
планы имперские воплощая, в камне-металле стынем

цокают земными переходами лошади, как прохожие
старой заплачу десять рублей за переростка
алые стекляные стены украшают собой подземелье
детских намерений книгу всегда отыщу внизу
мыши продают мышей в исходящем метро-мире
ангелы торопятся путями из невидимых линий
выйти на поверхность почти невредимыми
в Царское село никто не едет давно, никогда
правая поверхность головы ноет, черепа сколоты
левый глаз ребёнка желтеет от соприкосновения

пусто в казематах, рядом полусвятые останки
траур на природу надвинулся нелепой случайностью
знамени России правильнее быть чёрно-красным
в жилах закипает страсть понемногу у многих
траченные молью дома превращаются в декорации
лестницы высокие мотивы навевают блокаду
чёрствый снег ночами вижу за окном одним
мысленное дерево стоит во глубине двора
высохшие ветки почернели, кора облезла
голая натура ждет облегчения своего конца

тучи параллельно плывут тяжелой рекой
вмиг нас всосала пустота пустоты или объема
сядем над водой, и возопим подобно сиренам
видимый для нас перекресток, вновь стал невидим
с грохотом на стук раздвигаются створки стен
ноги над землей дрожат под перестук колесных пар
рапсодия-призрак звучит в центре Сенной площади
всюду нас пускают бесплатно с ребенком четвертым
едва нам не хватило до шестикрылого серафима
тогда бы Нева все внутренности затопила

хватит нам любви, чтобы познать страх смерти
злобствует посланник, напрасно стремился сюда,
где эзотерическая красота не растворит нас никогда
грудь золотокрылого дышит устало, ныне успел
к мостовой пройдем дугой: вновь откинут сенат
бьёт медная рында Рейна последние часы жизни
Рунеберг не оплачет абрис тени, впечатанной в асфальт
флюгер Петропавловский рвется, как перфорация
только одному Богу позволительно вернуться
нам всем остаются нелепые с виду новации

кладбище Смоленское каналом разрезано на части
слева блаженная в красной юбке и зеленой кофте
чёрные слова веры на голубом фоне — завет правды
буквы нарицательны и обращены к сердцу
уровнем земли не исчерпываются захоронения живых
вряд-ли известно, где упокоился Иоанн Кронштадский
наше посещение отмечено интронизацией патриарха
в храме Казанском на могиле фельдмаршала Кутузова
сверкающие отцы во главе с митрополитом Вениамином
многая воспели лета монаху недостойному Алексию

петербургские белые ночи не для пения панихид
время нам отпущено для духовного покаяния
страшно умирать без душевного раскаяния
прежде никогда земля и небо во мне не сближались
взгляд приобретает в одну секунду вечность
слабительный воздух города пью, будто придурошный
вечером, гуляя у столпа, встречу царицу из дворца
время открывает здесь все, и ворота жизни
с чистого листа поведу рассказ о беспамятстве
прежде запишу канон перекрестка по памяти

2003

Из цикла "Параллельный ветер"