Гимн Токайскому полусладкому

Теперь у меня есть ты, мой бесценный друг, солнечный янтарь, чуть подрагивающий в недрах граненого, советского стакана и заигрывающий с моей душой: так шаловливо, так хитро, так обманно… Но я не разочаруюсь в тебе, напиток богов, я пойду по велению твоему в горние выси опьянения.
О, бесценно, бесконечно дерзко это несоответствие содержания и формы… И я, как истый гурман, как неизлечимый гедонист, чуточку склонный к самоистязанию, не спешу высвобождать тебя из матовых казематов заводского стекла и предавать строгим, почти петровским формам граненого вместилища. Нет, перед этим я еще напишу несколько строк и озаглавлю их:
Гимн Токайскому полусладкому.
Вот. А теперь, когда ты и вправду плещешься в пресловутом стакане, когда это действительность, а не инсайт (и вечернее солнце уже зашло, и ты не спешишь играть остатками его лучей. Все правда, мальчик. Это – и есть жизнь), я, пожалуй, могу и поговорить с тобой. И ты, мой единственный друг и соратник, не бросишь меня в одиночестве, то гореть, то чахнуть в душной и разреженной атмосфере моей рефлексии.
О, повесели меня, исчадье ада, внук солнца, расскажи мне сказку о последних днях Омара Хайяма или о воздержании Саади… Дай мне услышать низкие звуки гонга, от которых вздрагивают и опадают нежные лепестки юных роз в далеких и недосягаемых (недосягаемых!) садах неизвестного мне Востока.
Или лучше нарисуй, как золотит закатное солнце вершины древних гор, увенчанных, словно нимбами, затейливыми облаками. И пусть я – хоть на миг, хоть немощной старой птицей, хоть дряхлым орлом, разбитым в бою – увижу с высоты эту картину! И пусть ложь твоя будет слишком сказочна и глупа, пусть она переливается фальшью и насмешкой – я поверю в нее, мне многого не надо!
Смейся, растоптанный виноград, некогда росший в сказочных долинах моей мечты и погибший под стопами загорелых и сильных людей – но и мне дай хоть малость твоего искристого смеха. О, я с удовольствием посмеюсь и над собой: над своей доверчивостью, над наивностью, над ничем не уничтожимым желанием приобщиться хоть на долю секунды к вечности и счастью… Пусть у ног моих простираются бесконечные земли и океаны, плененные лихорадкой сансары, а над головой моей пусть раскинется изменчивое небо, на котором сменяются дни и ночи… Пусть луна неверными, ****скими своими глазами заглядывает мне в самую душу – и не вызовет у меня желания проверять, настолько ли легка смерть от воздушной эмболии…
А Солнце… Солнце я хочу приветствовать, как брата, и не отведу в сторону нежные, болезненные глаза мои, глядя ему в лицо. А на плечах у меня будут отдыхать усталые, но довольные от чувства высокого предназначения херувимы и ангелы, и будут говорить мне тончайшими, разноцветными, как лира, голосами своими о тех чудных и светлых делах, что сделали они сегодня.
Друг мой, не позволяй мне возвращаться, иначе куда денутся эти миллиарды вселенных, что радостно взрываются у меня в мозгу! И что станет с тем мальчиком, что в счастливом неведении всех горестей и бед строит сейчас у ног моря золотые хрупкие замки, и смотрит, недовольно и заинтересованно, как пожирают их волны… О, он только у истоков познания; этот миг – прекрасный и ненадежный, как ветер, разгоняющий предания облаков – слишком бесценен, чтобы оторвать от него взгляд.
Ты слышишь? Вот кто-то ступает нежнейшими ногами своими по мягкому ковру из трав и цветов… Он привлечен зовом ручья, озорным и болтливым его голосом, он торопится к тому мигу, который воспоют позже многие поэты и художники… Это Нарцисс. Он совсем юн, почти отрок. Вот сейчас он склонится к своему отражению и увидит то, что никогда потом не смогут передать ни краски, ни соприкосновения слов…
Или нет! Довольно лирики. Я, подобно обладателю шагреневой кожи, безумцу с безумными желаниями, хочу очутится в роскошных недрах порока –  зовущих и отталкивающих, подобно прокаженному с ликом ангела. Пусть призраки ада поселятся в моей душе, а тело станет телом вампира. О, мы с тобой пройдем по тернистым тропам, по которым до нас проходили Свидригайлов и Маркиз де Сад –  и мы превзойдем их лишь силою своего неукротимого стремления к наслаждению… И вкусим то отвращение, которое является результатом воплощенных желаний…
А лучше, проводник незрячих, упокой мою душу на темных волнах Леты. Забвения дай мне, напиток алчущих, забвения и покоя…