Муки творчества

 

   Сижу который час подряд
С физиономией тупою.
Карандаши и ручки в ряд,
Бумага чистою стопою
    Всё первозданной белизны
И разум с мыслью мысль не вяжет
Какой-то ищет новизны,
И первый стих никак не ляжет
    На девственность бумажных гор –
С другим пирует вдохновенье.
И я томлюсь, до коих пор
Мне ждать то чудное мгновенье,
    Когда с плеч свалится обуза,
Мозг озарится, наконец,
И Каллиопа, моя муза,
Преподнесёт мне свой венец.
    Она то, может быть, и рада
Венец мне этот преподнесть,
Но тут я чувствую, что надо
Сходить чего-нибудь поесть.
    Да перед этим не мешает
Две-три рюмашки опрокинуть.
И муза, бедная, решает
Меня на долгий срок покинуть.
    Смотреть, ну просто нету мочи,
Когда, объевшись, в сладкий сон
Погрузится, прикрывши очи,
И ждать, когда проснётся он.
   Смотреть, как он к столу, зевая,
Идёт, кряхтит, богов кляня,
Свою бездарность прикрывая.
Нет! Это всё не для меня.
    Пусть спит в объятиях Морфея,
И так зовут, то здесь, то там,
Да я не добренькая фея,
Чтобы порхать по пустякам.
    С утра, вот, только и успела
Остывший  кофе проглотить.
И до сих пор, ведь, не присела,
Чтоб вам, поэтам угодить.
    А в доме свалено всё грудой,
Полы не мыты, пыль кругом
И мойка с грязною посудой,
А все зовут: «Скорей, бегом!»
    Весь день пекусь о вашем брате,
Чтоб, наконец, вам стало пусто.
Муж от меня ушёл к Эрато,
Бесстыднице, с шикарным бюстом.
   У ней единственная тема,
Раз-два и быстренько напишешь,
Про голый зад, и вся проблема,
А у меня?! Про всё услышишь.
    Про зайцев, белочек, лисичек,
Про ягодки, грибки, цветочки,
Про коробок сгоревших спичек
И волосы прыщавой дочки.
    Ведь ежедневно этот бред
Несёте вы, всё нипочём.
Скажу, уж, коли, темы нет,
То муза вовсе не причём.
    Схожу-ка к Зевсу я с утратой,
Когда с похмелья он очнётся.
Пусть побеседует с Эрато,
Глядишь, мужик мой и вернётся.
    Ан, нет, поэт  пошевельнулся,
Глаза открыл и не храпит.
Фу, слава Зевсу, не проснулся.
Морфей! Больной пусть больше спит. 

       (Индонезия. г. Джакарта. 1994 г.)