Дигнам
виконту
и студенту
вздрогнем
Дигнам умер
в Дублин
въедем съеден
сэндвич
Бэрбедж
сыгран
крысы память
1
Пишешь7
Шпишь.
Шпашаешь?
Шпана;
пшенные
волосы;
соловей -
испанец (песни
из Альмодовара).
Налей отвара,
наблюй загара,
солнце.
Станцы
к августу в Крыму.
святой
и к Ане сватавшийся,
за голову схватившийся,
напившийся,
надувшийся
(марихуаны на меня)
за спижженную книжку.
Дигнам
умер в городе -
родился ты в деревне.
Пижжу: ты - паж.
Проедемся,
проедемся с триумфом
по городу,
рогами пободаем
добрых, честных, милых горожан,
пока нас не обвенчают в храме
и с венками -
в гекатомбу.
Там бы
дамбы понастроить,
море и заливы сделать -
но нельзя -
прошли эпохи
первобытного творенья.
Дигнама везут -
снимите шляпы -
солнце пляшет -
чешет плеши -
головы и *** -
наш народ -
они сияют -
их снимают.
С нами
траур -
тару
сдай,
сдуру в пай,
стырь и спой
красивую песенку.
Город рогов
не показывает -
кастрированный вол.
Воля к смерти
воля к марту
воля к мирту
воля к мирру
и к кумару
тонконоздрой
книге Ездры
к заторможенной святости.
2
Хороним,
не храним -
в землю -
самим не влезть -
впихнем ненужных,
недужных,
не наших,
не лучших,
не младших.
Поближе -
попляшем.
Поплещем
ладонями.
Ладно,
гроб есть,
закладывай...
А помнишь, как
мы вместе
звонили Ане?
Ты фотографию повесил
в комнате -
в темноте.
Ты помнишь?
Ты помощь
оказал?
Проказливый спокойный
Пан,
я фавн,
Наф-Наф,
Фанфан,
Фальстаф,
привстав,
вскричал:
"В Африку! В Африку!"
Вафлями, вафлями
заткни мне рот
медовыми,
сахару
насыпь на хвост,
на языки
мои змеиные
двойные.
Давай
мне маленький двойной.
Давай
мне кварту
пива и квартиру;
элю, Гиннесу
и портер.
Давай побегаем
по небу
и упадем на тюфяки
в подвале;
давай по рекам
поплывем
дровами улыбающимися.
Давай ходить и сеять,
ссать под забором,
пить под липами,
дружить с другими
людьми и зверями.
Давай верзать
на десять верст,
давай наверстывать упущенное,
давай пойдем и будем целовать
все щеки на земле,
припухшие от слез.
Давай укусим друг мы друга
за ноги ****ские
и закричим от боли.
Давай обломим рог
земному дьяволу
и отпинаем его,
ласково смеясь;
потом ты сходишь в кухню
и сделаешь зеленый чай -
его напоим
и покажем фильм
"Люси и секс".
А то давай
позвоним Ане и
закажем три билета
на похороны Дигнама
(да, завтра - 16 июня).
Я помню - ты любил
мои эскизы, так и
называл - "Вот ****утый".
Я сам - обэриуты
и Брион Гэйсин,
я из Лапуты
и я - козел, отпущенный в квартиры
пастись на шелковых коврах,
рубить и есть капусту
чужую;
я к Дигнаму хочу
поехать с Аней и с тобой...
Да еще Димана
взять;
пускай Господь
пустых равнин
пройдется
по своим владеньям,
окинет взором
добро-ядовитым
их из-под джойсовских очков;
он скоро нас покинет...
пока нет
его - мы станем без него
другими...
гробами и горбатыми
ублюдками косыми
станем...
прости меня, отец
и чашу пронеси
мне мимо губ -
я ненавижу пьянство;
ты, Боже, отвечаешь:
"Мне дела нет до сына своего,
пошел ты к матери такой
своей..."
Он беззащитно щурится,
он добрый,
он как варшавский житель гетто,
которому сказали в душ идти
в Освенцим.
3
Пошли
ко мне -
смотреть из окон
на коней,
везущих гроб Дигнама
до станции "Динамо".
И ане не забудь.
Я ее хочу
увидеть,
удивить
тем, что перестал
быть ****утым.
Я честный,
я не пижжу денег
и книжек,
я люблю покой
и блеск и белизну
китайского фарфора.
Я поцелую
руку Ане,
я и тебе поцелую
Аню.
Я выйду в халате,
с кальяном, Аллаха
служитель.
Я мимо тебя буду
смотреть
в стены.
Втуне
пропадут
все твои слезы
и мои
и анины
(которых я не видел
пока(и Димана
которых тоже)).
: Скажи мне, Боже
мой отче,
отчего ты честен
и циничен?
почему все это вместе -
доброта
твоя?
Ты не вернешься
больше,
я без тебя
распят вне неба,
я остаюсь
в пустыне сыном
плотника,
себе доски две
нашедшим.
Пока ты не ушел,
пошли дигнама похороним.
Посторонним
запретим входить,
про нас в газетах
напишут:
на пищу
для умов все люди падки,
прочтут,
прочавкают: вот умер Дигнам,
его какие-то вот эти хоронили.
Поехали,
что ты предрек себе,
не отпросишь у себя,
неужто скажешь ты себе:
любезный Я,
Я передумал?
Это не прокатит,
мы все запутались
в складках платья,
тобою сотканного
к годовщине;
мы вши, мы
стали вшами в платье,
мы ползаем
и полностью
не помним
(сами виноваты).
Мы жадно
словно жид на брис'е
кровь знания сосем
из тела,
что надело это платье.
Нам не платят,
нам не надо,
мы знаем, откуда мы,
мы знаем Дигнама, мы
машем друг другу
шапками и дружно
идем ломать фонарные столбы,
мы проблевались всем полученным
и ели как гиены ту блевоту
(воспоминания?),
мы изнасиловали 10 раз
друг друга
и целовали то себя
(в полученном),
то бледный саван,
сдернутый, набитый
тленом воздушным
и развевающийся (ведь окно
открыто).
Мы - братья
или сестры Ане,
мы четверо могильщиков,
мы - пайщиков четверка,
что в скидку продают себя
себе.
Мы бешеные бЕлки,
грызущие доверчивых детей,
мы просто ждем
в сумраке
и тихо напеваем.
умер Дигнам
дай нам
днесь насущный
нужный взгляд
ляг
в могилу милый
малый сей
мало сейчас наших
в городе
спляшем
с площади домой
за стол
на диван
надави
надо видеть себя
в момент когда за тобой
приходят
я видел
ты видел VIDI(T/NT)
она видела
видел(а)
октябрь 2оо3
Стол-на-Хате
Свидетельство о публикации №103102601087