НА ВОДЕ Шуберт, Гендель, Мандельштам

  По-моему, я сделала открытие в области литературо- и мандельштамоведения. Им и спешу поделиться.
  Давно уж меня занимала первая строчка восьмистишия о тех, "кому мы посвящаем опыт": "И Шуберт на воде, и Моцарт в птичьем гаме..." Почему Моцарт "в птичьем гаме" - более чем понятно: во-первых, вся его повадка, во-вторых, знаменитый птицелов Папагено из "Волшебной флейты", чей костюм из перьев не может не запомниться тому, кто хоть раз видел постановку "Die Zauberfloete". Но почему Шуберт "на воде"? У Шуберта есть какие-то ручьи в Lieder, но вряд ли "на воде" может быть ассоциировано с ними или с Шубертом вообще... Стоп! "На воде" ведь кто-то был, кто-то другой... Ну, конечно! Гендель! "Музыка на воде"! Именно так в русской транскрипции именуется его "Water music", концерт, написанный для водных увеселений монарха-благодетеля, Георга I. Оркестр помещался в большую лодку и, непринужденно музицируя, дрейфовал по матушке-Темзе мимо вышеупомянутого монарха.
  Пасьянс сошелся и в фонетическом смысле: "И Гендель на воде, и Моцарт в птичьем гаме, и Гете, свищущий на вьющейся тропе..." Тут и Гете вступает в уже обозначившуюся перекличку слогов "ге" и "де". Где?!
  Где же тогда Георг Фридрих Гендель?  Куда же он выпал из окончательного варианта стихотворения? Почему Осип Эмильевич предпочел ему нелогичного, ни с чем не вяжущегося "Шуберта"?
  Да потому, г-да доморощенные литераторы и литературоведы, что Осип Эмильевич не был настолько прямолинеен, примитивен и прост, насколько мы с вами. Такое лобовое сталкивание созвучий не могло его заинтересовать. Кто-нибудь другой, конечно, не преминул бы им воспользоваться. Однако О. Э. не был кем-то другим. Он, будучи О. Э., поморщился и отправил-таки ко всем чертям автора бесчисленных ораторий и од, увертюр и кончерто гроссо, создателя жанра "итальянской" английской оперы, музыкального вдохновителя театров "Хаймаркет" и "Ковент Гарден", придворного композитора Анны Стюарт, последней из рода Стюартов, а также взошедших на английский престол вслед за нею курфюрстов Ганноверских Георга I и Георга II.

        И Шуберт на воде, и Моцарт в птичьем гаме,
        И Гете, свищущий на вьющейся тропе,
        И Гамлет, мысливший пугливыми шагами,
        Считали пульс толпы и верили толпе.

        Быть может, прежде губ уже родился шопот, (Sic!)
        И в бездревесности кружилися листы,
        И те, кому мы посвящаем опыт,
        До опыта приобрели черты.