укус лотоса

             Все приходит вовремя – как снег на голову.

  Она была как поцелуй лотоса и укус змеи.
 И  вся жизнь смешалась вдруг…
Можно жить сколько угодно, вяловато перелистывая жизнь и попадая в разные пастели. Потом, позевывая, заключить очередной брак … и вдруг бац, и кипение страсти, распалив тело, ударит в голову, обжигая сердце. И ты уже просто былинка в центре вихря, который, разрушая твою жизнь, несет тебя в темную нежить.
 Она была как последний июньский день, что роскошным полотном стоит, в центре чертога лета и никак не кончается, и настолько хорош, словно один на всю жизнь. И ты мчишь его как угорелый на красной машине по пустому шоссе, и только ветер, треплет упругой волной, обжигая душной прохладой.
  Она была так хороша, что хотелось ее есть, мять, нянчить, баюкать и исчезнуть, растворившись в ее безднах, где в краешке ее темноты потихоньку, может зародится рассвет новой жизни. И тогда распадаясь и единясь для ее творения, окрепнуть на мгновение и выструить четкий ряд хромосом, вернувшись сознанием в клеточный уровень. Где волны движения и четкий ритм, набрасывают петлю сознания на крючок бытия, сплетясь в первоперекрестии, рождая новый узор во вселенной, которого никогда не было и никогда не будет.
 Она была так хороша, что в ее сонном дыхании струились мелодии, а волосах разбросанных на подушке сияли орнаменты. Из мелодий и орнаментов рождались песни и бабочки. Крылья этих бабочек были сотканные из отразившихся на оконном стекле первых лучей восхода, а жили они до последних лучей заката, питаясь росой и исчезая в соловьином пении. Бархатной синеве их крыльев, застревали солнечные лучи, являясь в воздухе внезапным мерцанием в последние секунды заката..
 Ее голос, чуть растреснутый от прямого попадания молнии манит меня по телефону своей сладкой тяжестью, обещая скорые блаженства и неземные муки. Я влекусь за ним, вытягиваясь, высыхая и рассыпаюсь в порошок. Потом скатываюсь прямо в дырочки телефонной трубки, и оказываюсь сразу перед ней, медленно и тяжело воплощаясь. Она смотрит на меня болотистой поволокой глаз, в которых видны сабельник и кувшинки, стоящие за ее спиной в давно засохшем букете, они мне говорят, что я уже приобрел  человеческие черты. Но не на долго… начинается танец. Медленный нескончаемый танец двух тел, познавших друг друга из мгновения в вечность. Танец, который однажды начавшись и дойдя до стремительной точки выплеска, будет длиться бесконечно в аду или раю. Этот неизреченный танец соавторства Творцу, в котором похоть, деньги и обманы, только жгучая слизь мыслей. А в центре его торжество обретения новой жизни – сверкающий венец новой вселенной – этот тончайший запах вспыхнувшего бессмертия.
 Кто мы и что мы – чей-то завтрак на летнем поле или забытая морковь в осеннем саду. Наверное, что-то большее, что мы можем себе представить и гораздо меньше, чем о себе думаем. Что никак невозможно понять в этой стремительной своим диссонансом, секунде пролетающей жизни, но можно объяснить только Именем Божьим, в оживившем тебя из небытия в вечность.
  Кто  мы - маленькие кирпичи на строительстве будущей вселенной или споры мироздания, ожидающие созревшую для жизни планету.
 А она от этих вопросов была еще более хороша, потому что светится дивным свечением распаханной и засеянной земли, готовой покрыться опять зеленым пушком неизреченности жизни, которая в каждом из нас трепещет неслиянностью Благодати, разлитой в каждой капле вселенной и нераздельностью богоподобного естества.
 Кто мы – часть небесного хора, которая учит заново свою песню для бескрайних восмериц сияющих сфер, или мы тающие льдинки, упавшие на ладони ангелов. А они, закрутив в тонкий жгут образовавшийся завиток серного пара, гонят его куда-то в неведомую даль, там, где нет животворной Любви Творца, а только тьма внешняя душит бесконечным воем.
  Кто мы – замерзшие во льду рыбы, которые видят стеклянные сны своих погибших икринок или распавшаяся в пепел головешка, поднятая утренним ветерком с опушки леса, чтобы рассеяться в могучем изумруде росистого поля, где каждая ромашка дюжина желаний, а каждый одуванчик – проросший луч солнца, голова которого седеет со скоростью света.
  …её уже не было, но она была все так же хороша оставшимся следами: золотым волосом на подушке, теплотой в одеяле и набором цифр на клочке бумаги.
  Она была хороша, и, живя, в уже законченном дне, который еще отделим в памяти, от общего комка ушедшего времени. Времени, поющего на все голоса, зов которого трепещет в каждом из буден, неповторимых индивидуальностью узора и одинаковых как перелистанная странница. Что создает их значимость? Шаг на улицу из заводи жилища в кипящий страстями поток людей, или созерцание своих мыслей сгущающихся в объект желания или написанную строку…
 А как была она хороша?… и кто она? Как ее звали, какого цвета были у нее глаза, чем пахли ее волосы, где тайная пружина ее походки и почему я до сих пор не ел?
 Стремительное прорастание слов из мыслей, замедлилось и наступила странная звенящая тишина, в которой так легко рисуются и исчезают предметы. Тишина которая важнее покоя и наслаждений, в которой можно заметить недреманное око бытия застывшее своей отрешённой предвечностью над всем сущим.
  А была ли она?  Вдруг лопнувшим пузырем, возник вопрос, стекая в образовавшийся хоровод мыслей, который увлек его, и весело танцуя, помчал по подробностям воспоминаний и настроений. В этом клубящемся калейдоскопе памяти и фантазий, сходились и исчезали ветры внезапных сравнений, подводные течения обобщений, голые кости сюжетов, в этом мареве варящегося супа будущего рассказа или стиха не проявленной тенью ходил уже почти прожитый день. И только сине-черный полог ночных бдений светился одиноким окном размышления, притягивая к себе мотыльков и взгляды поздних прохожих.
  А она, все была и опять стала, восстав теплой волной в памяти и кольнув сердце грустью воспоминанья. С этим воспоминанием  пришла мысль, а куда ночью деваются голуби? Наверное, их прячут в себя спящие деревья, чтобы те, улетая с рассветом, будили их своим гульканьем. Нет, наверное, разные голуби по-разному: почтовые спят на почте, отдыхая от писем, лесные действительно на деревьях, а городские не найдя чердаков скоро исчезнут, как воскресная тишина.
 Посмотрев на то место, где должен быть кусочек бумаги с цифрами, который оставила она, я понял, что он исчез. И пошел искать ее так в этот огромный океан города, где ни на минуту не прекращается жизнь, ни на секунду не гаснет последнее окно, и кто-то всегда кого-нибудь любит.
  Так значит вот почему, так прекрасна Любовь - потому что по тайным нитям связующих всех людей от нее бегут теплота и радость, которые не могут иссякнуть до той минуты пока кто-нибудь, кого-нибудь способен любить и этим сдерживать трясущийся от злобы мир.
 И она так прекрасна потому, что рождена из любви, и для любви, и ее тонкое и чуткое сердце будет биться и трепетать до тех пор, пока весь яд и горечь вселенной не пожелают отравить ее своей желчью и уксусом, но и тогда они будут бессильны. До тех лишь пор, пока не скажет вдруг:
- Все, больше не могу, надоело.
 Но и тогда стоит только позвать к себе на помощь Того кто породил наш мир от избытка Любови, Он придет и поможет.
 Ты прекрасна – дитя Любви, живи и твори любовь, насколько хватит жизни и сил. Помоги тебе Господи.