Стихи из книги Седьмая свеча

       Стихи  из  книги  «Седьмая  свеча»

         
*  *  *
 

Всё  теплится, всё  еще  тянется, длится,
над  сонной  печалью  и  радостью  тихой  плывет.
На  донышке  счастья  невнятная  горечь  таится,
на  донышке  горечи  легкая  сладость  живет.
Как  рано  ещё, как  протяжно, блаженно  и  странно
на  город  обрушился  этот  сиреневый  свет,
орешник  расцвел  над  волшебным  мостом  Варизано.
Такая  весна, от  которой  спасения  нет.
И  всё  еще  сбудется, что-то  еще  может  статься,
и  мост  изогнулся  над  бездной  беспечной  дугой.
И  кто  может  знать: перед  тем, как  навеки  расстаться,
придет  невозможная  радость  из  жизни  другой…



*  *  *


Мы  выросли  под  лепетанье  снега  -
засыпан  двор  и  занесен  забор.
И  всё  валило  -  с  неба, с  неба, с  неба,
с  утра  до  ночи, с  ночи  до  сих  пор.
И  в  снежном  вихре  стыли  фонари,
один  из  них  смотрел  в  моё  окошко.
Одно  движенье, вдох, еще  немножко,
и  я  верну  все  эти  январи… 



*  *  *

Как  грело, как  горело.
                Добела
как  раскаляло.
                До  безумной  глади.
Всё  двигалось  в  таком  нездешнем  ладе,
и  все  сады, в которых  я  была,
сошлись  теперь  в  невиданном  раскладе.
Как  серебрилось, поднималось  вверх,
подкатывало  к  горлу, отпускало.
До  белого, до  сладкого  накала,
которому  ни  времени, ни  мер,
и  вся  пыльца  далеких  стратосфер
над  нашими  плечами   колдовала.

И  как  потом  всё  исчезало  вмиг.
Ни  света, ни  садов, ни  звезд, ни  влаги,
и  Бог  уже  не  хлопотал  о  благе,
внезапно  оставляя  нас  одних,
и  все  волшебники, и  сводники, и  маги
чуть  усмехались  во  дворцах  своих.


*  *  *

Мне  чудится  осеннее  наитье –
примолкший  сад, промокшее  крыльцо,
сплошных  дождей  серебряные  нити,
и  поцелуи  в  мокрое  лицо.
И  отраженье  желтых  фонарей
на  тротуаре  влажном  и  блестящем.
И  сладость  сентябрей  и  октябрей,
всё  то, что  нынче  кажется  мне  счастьем.


*  *  *

Быть  женщиной  -  дышать  судьбой,
ни  ада  ни  страшась, ни  рая.
Не  притворяться -  быть  собой
и  жить, путей  не  выбирая.

Быть  женщиной – суметь  собрать
под  этот  лепет  лебединый
способность  жить  и  умирать
в  отрезок  времени  единый.

Быть  женщиной – себе  пенять,
ни  мору  не  боясь, ни  гладу.
Быть  женщиной  -  соединять
всё  то, что  тянется  к  разладу.


*  *  * 

                Валентине  Синкевич


Мерцанье  снега  в  фонаре,
Мерцанье  фонаря  в  тумане…
Мне  вспоминать  о  той  поре,
Как  будто  возвращаться  к  маме.

Как  будто  снова  по  трубе,
По  желобку, по  водостоку
Слетит  сосулька.
                И  к  уроку
Я  не  готова.
                И  к  судьбе…



*  *  *


Мне  снова  снилось  -  я  домой  летела,
дверь  открывала  в голубой  пролет,
где  теплотой  пронизывало  тело,
где  ждут  меня  все  ночи  напролет,
где  свет  горит  в  медлительной  конфорке,
и  золотая  трещина  в  стене,
где  запах  детства, дорогой и  горький,
который  больше  не  придет  ко  мне.
И  что  мне  делать с  этой  переменой?
Куда  спешит  земное  колесо?
И  так  далек  квадратик  во  вселенной,
единственный, где  мне  прощали  всё.



ИЕРУСАЛИМ


У  этого  воздуха  ткань  совершенно  другая,
и  свет  невозможный, и  городом  правит  печаль,
и  осень  уходит, в  своем  же  огне  догорая,
и  Божье  присутствие   всюду,
                дыханье  Его  и  печать.

Над  городом  нашим  звезда  замирает  высоко,
над  пламенем  листьев  ночной  проливается  дождь,
у  осени  этой  другая  совсем  подоплека,
и, кажется, всё  разгадаешь, и  всё, что  искала, найдешь.
И  белые  камни, и  солнца  горячее  око,
и  горло  схватило, хоть  что  тут  такого,
                и  всё ж…


*  *  *



Я  забываю  русские  слова.
Мне  страшно, словно  музыки  не  стало,
как  будто  в  книге  целая  глава
потеряна, и  смертно  я  устала.
И  как  могло  исчезнуть  вдруг, истлеть
то, что, казалось, выбито  на  плитах.
Как  будто  мне  пути  не  одолеть
без  этих  слов  волшебных  позабытых.



*  *  *


Жизнь  растратила  на  выдумки,
Только  им  была   верна,
Было  видимо-невидимо,
Горсть  пуста, душа  полна.

Всё, чего  в  помине  не  было,
Не  дано  моей  судьбе,
Что  не  знала  и  не  ведала –
Всё  придумала  себе.

И  невестою  на  выданье
Я  любила  горячо.
Жизнь  растратила  на  выдумки,
А  зачем  она  еще?


СКРИПАЧ  ИЗ  ГЕТТО


Скрипки  хрупкий  позвоночник
Сломан  был  однажды  ночью.
Маленький  скрипач  из  гетто
Не  успел  узнать  об  этом.
Был  он  в  мире  или  не  был,
Облаком  растаял  в  небе.
Чем  же  стал  он? Звездной  пылью,
Песенкой, молитвой, былью?
И  в  часы, когда  светает,
Месяц  тает  в  вышине,
Слышу  я: скрипач  играет
На  оборванной  струне.


АННА  ФРАНК


В  этом  городе  таком  знакомом,
дверь  замкни  и  окна  затвори.
Гибелью  грозят  фонарь  над  домом
и  свеча  запретная  внутри.

Беззащитней, чем  скворец  в  скворешне,
ангелу  шептала: «Пожалей…»
Что  ей  снилось  в  этой  тьме  кромешной?
Черный  ветер  дул  из  всех  щелей.

В темноте, над  свечкой  незажженной,
прячется, не  ведая  вины,
мой  двойник, ничем  не  защищенный,
девочка  последней  тишины.


КОРНИ


Искала  корни  в  дедовской  земле,
Там, где  трава  звенит  легко  и  вольно.
Я  шла  по  ней, и  было  очень  больно,
Как  будто  я  шагала  по  золе.

Кривые  переулочки  квартала,
Где  было  гетто. И  средь  бела  дня
Там в  яме  для  расстрела  погибала
Вся  мамина  и  папина  родня.

По  улочкам, летящим  вверх  и  вниз,
В  том  городке  как  долго  я  ходила!
И  вот  уж  звезды  первые  зажглись…
Искала  корни, а  нашла  могилы.



*  *  *

Сторожу  своё  жилье…
Время  беды  перемелет.
В  палисаднике  белье –
Ветер  сушит, солнце  белит.

Спит  дитя, а  я  кружу,
Ворожу  над  домом  сонным.
Бог  в  пространстве  заоконном
Всё  вершит  по  чертежу.

Боже  мой, и  я  уйду,
В  час  последний  всё  приемля,
Сохрани  мой  дом  и  землю,
Дом  и  дерево  в  саду.


*  *  *               

Простимся  -  пока  на  дворе  не  темно,
Пока  еще  сердце  от  горечи  тает,
Пока  добротою  любовь  нас  пытает,
И  живо  желанье, и  бродит  вино.

Так  нежностью  этой  мне   губы  свело
И  сбило  дыханье, и  слов  не  хватает,
Склоняюсь  к  тебе  -  вон  уже  рассветает,
И  ветер, и  вечер, и  вечность  в  окно.

И  что  было  нынче, уж  было  давно,
Последний  листочек  надежды  витает,
И  жизнь  -  это  только  прощанье  одно,
И  снова  придуманный  сад  облетает…


*  *  *          

Идут  дожди, и  мертвым  не  укрыться,
сыра  земля, и  в  ней  темным-темно.
Там  мой  отец, веселый, яснолицый,
прости  меня, что  так  заведено,
что  слабое  и  маленькое  тело
я  не  могу  ни  спрятать, ни  укрыть,
прости, что  не  сумела, не  успела
сказать  при  жизни  всё, что  я  хотела,
что  так  и  не  пришлось  поговорить.


*  *  *               

                Памяти  отца
Ну  а  потом  остынет  лето,
калитка  зарастет  плющом.
Не  может  быть, что  только  это,
должно  же  что-то  быть  еще.
Должно  же  что-то…
                Запрокинув
больное  горло, спит  птенец.
Край  неба  всё  еще  малинов,
должно  же…
Это  не  конец.
Я  знаю, я  рукой  касаюсь,
знак  различаю  водяной.
Но  снова  исчезает  надпись,
почти  прочитанная  мной.


*  *  *         

Кто  над  судьбой  моей  колдует,
чей  этот  голос, чья  рука?
Ах, это  просто  ветер  дует
Откуда-то  издалека.
И  что  мне  видится  и  снится?
Теплом  придуманным  живу.
Ах, это  просто  плачут  птицы,
Рассеивая  синеву.
И  небо  надо  мной  бездонно,
и  бесконечна, и  мала
от  Цфата  до  Иерихона
моя  последняя  земля.