Внук

Старик жил на окраине села. Его побаивались, относились с неприязнью. Странный был человек: ни с кем не общался, редко выходил из дома. Раньше, когда жива была моя бабка, ходили к нему в гости, пили чай.

На столе потертая скатерть, грязный чайник, треснутые стаканы. Все хранило следы запустения. Рваные истлевшие занавески, закопченные окна, слои грязи и пыли повсюду. На полу ведра с глиной, обычной рыжей глиной. "Она нужна для дела" - всегда многозначительно повторил старик. Он лепит из нее фигуры. Бабушка всегда из вежливости слушала его, не перебивая, когда он подходил к шкафу и с гордостью демонстрировал свои произведения. Это были фигуры, слепленные из глины, той самой рыжей глины, что стояла в ведрах по всему дому. Он набирал ее на пустыре ночью или рано утром, когда не проснулись еще даже петухи. Затем шел с ведрами домой, перебирал глину, отмывал ее от грязи и песка и лепил. Лепил всегда одно и то же: на полках рядами громоздились руки, ноги, головы младенца. Показывая на нижнюю полку, дед объяснял: "Это ноги внука". Рядком лежали пухлые ножки младенца. Затем продолжал: "Это руки внука", показывал на среднюю полку. "Здесь голова внука". Он говорил всегда в единственном числе, "голова", хотя головами была завалена вся верхняя полка.

У него не было родных. Жена умерла еще в молодости, единственная дочь умерла от родов в войну. Но чаще всего старик рассказывал про внука. Никто не знал, существовал ли на самом деле этот таинственный внук, которым так восторгался старик. "Мой внучок! - говорил он часто, рассматривая глиняные фигуры, - Какие глазки! Какие ручки! А носик! Весь в мать". Или пускался в пространные воспоминания о том, как родился внук, как его нянчили, купали, кормили, как радовался сам дедушка. Часто он погружался в несбыточные мечты о будущем. Представлял, как подрастает внук, как он заботится о малыше, балует его, водит гулять…

Старик, наверно, немного выжил из ума. Он много говорил про войну.

"Когда родился внук, - рассказывал он, - нам было очень трудно. Люди от голода сходили с ума. Собак ели, кошек и трупы. Так вот, когда Машу похоронили, через неделю помер и сын. Мне надо было возвращаться на фронт, но я не мог оставить здесь мертвого внука. Взял я его, горемычного, завернул в одеялко, собрал вещи и поехал. По дороге остановился переночевать в каком-то доме, прилег отдохнуть и заснул. А внучка рядом положил. Просыпаюсь - слышу шум. Нету ни внука, ни одеяла. Я на двор, а там костерок горит и сидят вокруг него какие-то люди. Подхожу и вижу: жарят они моего внучка, дьяволы. Разрезали его на части, руки-ноги поотрывали и над костром жарят…

сентябрь 2001г.