32. Девяносто девять

Число из чисел, 99!
Тобой хочу Вселенную измерить,
Запечатлев её с прилежностью шумеров,
От первых партизан до красных кхмеров.

Снег – русск, эклер – изысканно французист.
Универсален – мир танцующего Шивы.
Как гимназист, застенчив и конфузист,
Плывёшь впотьмах сквозь Финские заливы,
Взбираясь на верхи американских горок.

Во рту – солёный привкус хлебных корок.
Во рту – язык пословиц, поговорок.
В столе – исписанной бумаги волглый ворох
И в глубине – потрёпанный Рабле.
И пробки методично вставлены в отверстия пустых бутылок
На старом письменном столе.

Потомок королей и короленок,
Собравший воедино черепки расколотых коленок,
Отдавши честь, которую берёг ты с зассаных пелёнок,
Брось беглый взгляд окрест сквозь жир глазницы затянувших плёнок –
Лишь белые дворцы кругом, занявшие места
Былых Бастилий и Бутырок.

Ты – чурка, недотыкомка, притырок
И голова твоя воинственно пуста.
Ты стёр носки свои последние до дырок,
Ища себе новейшего врага
Среди жужжащих, словно осы, мельниц.
Тебя, как муху, с обшлага,
Щелчком сшибает полупьяный Лейбниц.

Универсален символ-силуэт
Танцующего на карнизе Шивы.
И кровь и слёзы на бумагу льёт поэт.
А что стихи? Стихи до слёз паршивы,
Но – се ля ви – других пока что нет.