34. В раздумьях

Тошнит, господа.
Наблевавши в пепельницу, растерянно моргаю мокрыми ресницами.
Саднит на душе и в местах поободранных заусениц.
И вот, уползаю из бара, словно печально известная офицерская вдова,
Которая сама себя изнасиловала и высекла.

Тошнит, господа, тошнит.
Тело бренное тащится сквозь чехарду зим и лет,
Свой скелет завернувши в давненько нестиранное одеяло...
Юные трубадуры, слагающие новые песни о Нибелунгах,
Я люблю вас и ненавижу.

Мы ввергнуты в мир: смертности, конечности, времени
И всепожирающих поисков: смысла, любви, откровений.
Нам намекают: прими всё, как есть – и ты будешь счастлив.
Очередная уловка рекламщиков?
На стекле, испещрённом дождём, проступает таинственное "ЁКЛМН".

Тошнота, маета, немота.
Эра плотничества – питаться подножным кормом.
И подкожное "мать-перемать" перемалывает внутри всю и всякую слабость.
Ницшеанский сверхчеловече,
Укомплектованный сердцем из стали и членом из золота,
Вышел на рынок, управляемый принципами взаимоотношений свободных агентов...