Жабы

- Спокойной ночи, маменька, - сказала Дуся и поцеловала седую, сухонькую старушку прямо в череп. Волос у маменьки уже не было, лицо было изборождено крупными морщинами, словно маленьким игрушечным трактором. Смешно, но создавалось впечатление, что по лицу действительно водили чем-то, оставляя такие глубоки прорези в коже.
- Кто это? – маменька была слепа и глупа. Прекрасное сочетание. Было бы некрасиво думать, что она могла быть умна в свои 104 года.
- Дуся! Это Ваша Дуська, маменька, кто же еще?
- Дуся? А кто это?
- Экая Вы дура, маменька! – Дуся уже теряла терпение.
- Дура? – старуха явно была не в себе в этот вечер.
  А вечер я скажу вам, выдался славный. Цвели сады, воздух был пропитан вишневым ароматом, птицы не умолкали до самого позднего вечера. Красота! Даже болото, окружавшее крохотную деревеньку, благоухало.
- Дура вы, маменька! Сущая дура!
- А?
- Экая вы тварь, мамаша! – Дуся размахнулась было, как обычно, чтобы сшибить с ног это сухонькое невесомое тельце, но остановилась…Что-то тревожило ее сегодня, не давало покоя, словно предчувствие какое жгло ее изнутри.
- Дуська? Ну так бы и сказала. А то дура, дура…Думаю, кто это дура…кака така Дура к нам пожаловала…- старушка затряслась от смеха, что снова провела дочку, по щекам у нее потекли слезы, все внутренности заколыхались в ней. Почки стучали о спину, печенка, старая, как прогнивший сапог, билась о бок. Одно лишь сердце, похожее на красную тряпочку висело на нитке и мерно отзывалось: «Бам, Бам, Бам».
  Дуся с отвращением смотрела на свою мать. Сколько ни била она эту дрянь, сколько ни запирала в сыром вонючем погребе, та никак не унималась со своими шуточками. Так ей и нравилось разозлить любимую доченьку.
- Спать пора! – заорала Дуся ей в ухо так неожиданно и громко, что бабуся вздрогнула и опустилась на пол. Стала торопливо креститься и шептать какую то гадость под нос.
- Опять запели…я вам сейчас вашу глоточку-то забью…и плэйер вы больше мамаша не просите…все диски-то ваши вам же и скормлю, жаба вы гадкая…
- А? Гладкая? Да, кожа была гладкая, когда-то была гладкая…
Первый же удар вышиб из старушки дух. Дуся потирала окровавленный кулак и шипела, трясясь от злости:
- Достала жаба, достала, душу вынула…пойду на болото, там меня любят…
  Перешагнув через бездыханное тело, Дуся вышла в сени, накинула рваную рубаху и пошла в сторону леса…
Болото. Вот оно. Родное, любимое. Здесь она родилась, Дуська-то.  Здесь они и жили с маменькой когда-то, две жабы. И было им тепло и светло и пожрать чего. И вот на тебе, в один прекрасный день возьми да объявись на болоте двое мальчишек. Поймали они их с мамкой, играли долго, не мучили, лишь прыгать заставляли, да комаров есть. Удовольствие одно. И надо же было поспорить этим двум олухам, что, мол, поцелуют они сейчас жаб, а те в баб превратятся. Смех смехом, а неделя та была Пасхи Христовой, вот и случилось чудо. Мальчишки подохли тут же на болоте, а две жабы возьми да и превратись в баб всамделишных. Дуська да мамка ее это были.
Сколько лет минуло, а тянуло Дуську на болото всегда. Поймает, бывало, жирную муху и сосет ее как чупа-чупс. Дети от нее шарахались, знамо дело, с тварью такой общаться. В школу Дуська так и не пошла, чего там делать, время зазря убивать. Говорить-то с трудом научилась.

  Сидела Дуська на болоте, вспоминала…Забыла про маменьку, заживо в доме гниющую. Вернулась в дом лишь через три дня. Глядь, а на месте мамаши жаба лежит…
- Маменька! Кто же вас так-то?
Тишина в ответ. Известно, жабы дохлые не разговаривают. И такая зависть Дуську взяла, даже к уже умершей мамаше, что та хоть на смерть, а обратно жабой стала, что стала она топтать это вздувшееся пожелтевшее тельце, что было сил.
- На тебе! На тебе родительница! С детства жабского еще тебя ненавидела! Всех личинок вечно одна жрала, нет, чтобы ребятенку дать! Всех червей в одно брюхо набивала, все в себя единую утробу!
  И растоптав уже мамашу в пятно склизкое - вдруг возьми да поскользнись Дуська на лапке то мамашиной, да стукнись головой о комод старинный, да виском, да так сильно, что тут же она дух свой и испустила в одночасье…
И упала лежать мертвой жабой на полу, на грязном полу…
Как были они жабами так ими и сдохли.