День рождения

    Трудно сказать, что мучило его больше: леденящий холод, постоянное чувство голода, или еще какое-то неуловимое и непонятное чувство, коренившееся где-то глубоко внутри него и нет-нет да прорывавшееся наружу, словно затопляя все его существо глубокой беспричинной тоской. В такие мгновения чувство это разбегалось по его мыслям, как разбегаются по воде круги от брошенного чьей-то неведомой рукой камня, заставляя забыть даже о пронизывающем ледяном ветре и падающем с неба мокром снеге.
    Если бы ему были ведомы такие слова, как одиночество, отчуждение и безысходность, то и они не смогли бы помочь ему полностью осознать свою тоску, ибо не было и не могло быть у него того жизненного опыта, который способен был бы превратить эти слова из абстрактных понятий в простое и ясное обозначение отсутствия чего-то необходимого, реально существующего и изведанного.
    За всю свою жизнь он никогда не видел никого, кто хоть сколько-нибудь был бы на него похож, хотя как-то бессознательно ощущал, что где-то на свете должны жить такие же существа, как он. Но при этом в глубине души он почему-то знал, что повстречаться с ними ему не суждено. Конечно, нельзя сказать, что он на самом деле знал все это; это просто было смутное чувство, ощущение отсутствия чего-то неизвестного, чего никогда и не было, но что должно было бы быть.
    Он чувствовал за своей спиной что-то, что люди могли бы назвать крыльями, но был так слаб, что лишь однажды попробовав полететь, казалось, навсегда оставил эту затею. И, кроме того, он не имел ни малейшего представления о том, куда и зачем ему лететь.
    Кругом от горизонта до горизонта еще лежал подтаявший снег, деревья стояли голые, и нигде не было видно ни единого цветка. Его мир еще спал, только собираясь с силами для предстоящего пробуждения.
    Но он все-таки полетел.
    Взлететь ему помог особенно сильный порыв ветра, буквально бросивший его в небо, сорвав с сухой веточки, на которой он сидел, вцепившись в нее из последних сил. Ему ничего не оставалось, как расправить свои обессилившие крылья и довериться подхватившему его потоку. И в этот миг мучавшая его тоска как будто стала более тонкой и спокойной, и, наконец, отступила. Откуда-то взялись силы. Он просто летел, не думая о том, куда и зачем он летит. Теперь он твердо знал, что его полет как-то связан с той жизнью, ради которой он, как ему казалось, должен был появиться на свет. Его полет был ничем иным, как гимном; гимном той жизни, из чрева которой он словно был вырван чьей-то властной и непостижимо мудрой рукой.
    Он улетел прочь. И кто знает, может быть, он и нашел то, что искал; ибо закон, который ему предстояло постичь, гласит:

    "Никогда ни перед одним существом не ставится никакая задача, если ему не даны все необходимые средства для ее решения."

    Была середина марта, и весна еще лишь только начиналась.
    Он был бабочкой-однодневкой, родившейся на свет как раз в тот час, когда необычайно ранняя, жаркая, но недолгая оттепель отступила, и вновь настали обычные для этого времени года холода.
    Сегодня был первый и последний день его жизни.

                                  6 мая 1999 года