Глава 9
Что с ним будете делать? – ведь бессмертие – странно.
Вы, привыкшие к жизни, не поймёте бессмертья,
Где мгновение вечно… Вы – вкусившие ВРЕМЯ.
Гильгамеш безутешный горько плачет о друге,
Горько плачет, в пустыню т людей убегая:
«И меня как Энкиду смерть когда-то настигнет?
Мне тоска растерзала, как секира утробу.
Я боюсь! Смерть ужасна! Убегаю в пустыню
Утнапишти на милость, мудреца что был сыном.
Торопиться я должен, выбрав эту дорогу,
Потому что опасность ждёт за каждой горою.
Ночью встретились львы мне – испугался я очень,
Но, лицо поднимая, Сину слал я молитвы.
Впрочем также как прежде всех богов умоляю:
Как и прежде, меня вы от беды сохраните!»
Отдохнуть ночью лёг он, но от сна пробудился.
Видит, львы молодые, рады жизни резвятся.
И топор боевой он поднял мощной рукою,
А другою схватил он из-за пояса меч свой.
И упал между львами как копьё он – внезапно.
Убивал и рубил их, повергая на землю:
«Вы, безумные твари! Рады смерти Энкиду?!
Веселитесь, что умер стад пастушьих защитник?!
Младший брат мой, Энкиду!.. Младший брат мой любимый!...»
Львы бежали пугливо, видя ярость слепую.
Путь лежал Гильгамеша через дальние степи
К тем горам, что, как слышал, имя Машу имели.
Стерегут эти горы все восходы, закаты.
Их вершины до неба, где падучие звёзды,
А внизу достигают мира мёртвых их груди.
Меж грами ворота – охраняют их люди,
Чьи тела – скорпионьи, грозен вид, взоры – гибель,
Даже горы трепещут, видя глаз их мерцанье.
При восходе, закате берегут они Солнце.
И как только к горам тем подошёл наш скиталец,
И как только увидел Гильгамеш этих стражей,
Тут же страхи и ужас лик его омрачили.
Но собрался он с духом, но направился к ним он.
Человек-скорпион же клич жене своей бросил:
«Тот, подходит кто к Машу, – плоть богов его тело!»
А жена отвечала скорпиону-супругу:
«На две трети лишь бог он, на одну же – он смертен!»
Гильгамешу он крикнул, этот сторож свирепый:
«Сразу видно, пришёл ты очень дальней дорогой,
Ты силён и отважен, ты меня не боишься,
Переплыл ты все реки, где трудна переправа.
Для чего все усилья? Для чего? Знаь хочу я!
И куда направляешь свои ноги теперь ты?»
Гильгамеш своё слово молвил грозному стражу:
«Младший брат мой, Энкиду, кто гроза хищных тварей,
Младший брат мой, Энкиду, кто стадам диким пастырь,
С кем однажды сошлись мы, с кем отправились в горы,
С кем вдвом одолели и Быка, и Хумбабу, -
Для меня он был другом, другом нежно любимым,
Другом был он, с которым все дела мы делили –
Он судьбу человека всю прошёл без остатка.
Семь ночей миновало, и шесть дней миновало
До тех пор, пока черви в нос его не проникли.
Смерть меня устрашила – не могу я жить дальше:
Не даёт мне покоя мысль о друге-герое.
Я дорогою дальней убегаю в пустыню:
Не даёт мне покоя мысль о друге Энкиду –
Буду дальней дорогой я скитаться в пустыне!
Не могу не кричать я – как же я успокоюсь?
Друг мой верный, любимый стал землёю навеки.
Друг мой верный, Энкиду стал землёю навеки.
И меня как Энкиду смерть когда-то настигнет,
Чтоб не встать мне уж больше, стать землёю навеки?
А теперь, грозный сторож, снисхожденья прошу я:
Смерти той, что страшусь я, пусть сейчас не увижу!
Тороплюсь я достигнуть Утнапишти, что выжил
И богами был принят в круг бессмертных на равных.
У него и спрошу я смерти как уберечься,
У него и узнаю как достичь вечной жизни.»
Отвечал ему сторож, что сродни скорпиону:
«Гильгамеш, той дорогой никогда не ходили,
Никогда не бывало, чтоб сквозь гору шёл смертный
Путь двенадцати поприщ внутрь пролёг через землю.
Темнота там кромешна, света нат и в помине,
Открываем ворота на закате лишь Солнцу.
Да ещё не рассвете, чтоб ему возвратиться.
Разрешают вернуться лишь ему только боги,
Не дают заблудиться лишь ему в подземельях.
Опаляет он светом мрачный путь свой в глубинах.
Ты ж во тьме не сияешь, как дорогу увидишь?!
Ты войдёшь – это просто, но оттуда не выйдешь!»
Гильгамеш, не смиряясь, молвил слово ответа:
«Знай же, страж, что спокойным мне не быь уж вовеки!
И в тоске, и в печали, и во мраке безмолвном,
В жхар и холод я буду к своей цели стремиться,
Пусть вздыхая и плача, пусть под страхом смертельным
Я искать буду правду – что есть жизнь без бессмертья!
А теперь открывай мне! я пойду той дорогой!»
Человек-скорпион же так сказал Гильгамешу:
«Что же, сын мудрой Нинсун, путь свой трудный изведай.
Верю, спустишься в бездну, оры Машу минуешь,
Все подземные горы и леса одолеешь!
Да окончится долгий путь твой благополучно!
Что ж, иди, открываю для тебя я ворота!»
Гильгамеш, это слыша, устремился ко входу:
Устрашающим зевом путь разверзся подземный.
Но дорогою Солнца зашагал он упрямо –
Смертный шёл по дороге, где ходил только Шамаш.
Долгих поприщ начало миновал он вслепую:
Под густой темнотою и руки не увидеть,
А не то, что дороги – позади, впереди ли.
И второе во мраке уж он поприще минул:
Под густой темнотою и руки не увидеть,
А не то, что дороги – позади, впереди ли.
Он и поприще третье в той же темени минул,
Охватил его ужас перед тишью и мраком,
Резануло по сердцу одиночества жутью:
«Кто я в этих глубинах?! Мышь слепая ловчее!
Что мне в этих глубинах, заблудился я если?!
Раньше было мне проще, за спиною шёл друг мой.
«Ты не бойся, – кричал он, – Гильгамеш, я с тобою!»
А сейчас в той бездне никого нет во мраке.
Я один сам с собою… Я один пред собою:
Я судья и ответчик, друг и враг сам себе я.
Даже если и выйду, с кем остаться мне лучше?»
И собрался он с духом, и вперёд зашагал он.
И четвёртое с пятым минул поприща быстро,
Хоть и тьма окружала пеленою густою.
Он шестое, седьмое прошагал без заминки –
Мрак настолько был плотен, что руки не увидеть,
А не то что дороги позади, впереди ли.
Восемь поприщ прошёл он, и девятое тоже,
Но как только он десять минул поприщ полночных
Показалось скитальцу, что приблизился выход,
А на поприще дальше стал рассвет пробиваться.
Нетерпенье дорогу в десять раз удлинило,
Но прибавил он шагу, приободрился духом,
И двенадцать уж поприщ за спиною остались,
И тогда только света стало вдоволь, чтоб видеть.
Видеть странную рощу: все деревья из камня –
Сердолик плодоносит – гроздья каплями мёда,
Сочным видом прельщают, будто манят отведать.
Обрамляют их – листья, необычные листья,
Неземным удивляют лазуритовым цветом.
Перед каменным садом Гильгамеш растерялся:
Для чего, непонятно, под землёй это чудо?
Как живое красиво, но мертво почему-то…
Он не понял, что сад тот был бессмертьем отмечен.
Свидетельство о публикации №103101001375