Глава 3

Отомкнуты запоры        и ворота открыты,    
И известна дорога,       что пройти предстоит нам,
Почему же вы, ноги,       до сих пор неподвижны?
Почему же ты, сердце,       как вечерняя птица?
Может быть мы боимся       заблудиться в скитаньях?
Может то, что оставим,        потеряем навеки?               
И уж так ли нам нужно      то, к чему так стремимся,
То, что в воображенье     мнится просто игрою?
Но открыты ворота...     Неизбежна дорога,
Хоть сомнения стынут         как свинцовые капли.
И мы ищем глазами      пониманье во взглядах,
Подтвержденье надежде,      что любимы здесь были.

Гильгамеша в дорогу      у  ворот провожая,
Умудренные старцы      наставленья вещали:
«Гильгамеш, ты как отрок,       вечно следуешь сердцу.
А в сражении  разум       быть расчётливым должен.
На свою только силу       ты в бою не надейся:
Ударяет вернее         тот, кто сердцем спокоен,
Тот, кто первым шагает,      тот спасает второго.
Пусть же друг твой - Энкиду-       будет первым в походе.
И дорогу он знает     лучше всех нас до леса,
И оружьем владеет,      бой ему не в новинку.
Ты ж, Энкиду, как брата      береги Гильгамеша,
Даже если придётся     на руках, как ребенка,
Через рвы и овраги       пронести его тело,
Заслонивши собою     от смертельных ударов.
Мы царя безопасность      в твои руки вручаем:
Невредимым обязан     нам вернуть Гильгамеша.
Слушал молча Энкиду,        Гильгамеш слушал молча,
А затем своё слово        обратил он к Энкиду:
«Я прошу тебя, друг мой,       сходим вместе в Эгальмах*.
Там предстанем пред Нинсун,        пред великой царицей.
Нинсун мудрость познала,       всё известно ей в мире.
Может быть и дорога,      что пройти предстоит нам?»

Взявшись за руки крепко,     пальцев дрожь унимая,
Гильгамеш и Энкиду       удалились в Эгальмах,
Чтоб предстать перед Нинсун.     пред великой царицей.
И, вступивши в покои,       так сказал Гильгамеш ей:
«Я пришёл попрощаться       перед дальней дорогой.
Я решение принял       мест достигнуть Хумбабы.
И теперь предстоит мне        путь, неведомый прежде,   
И в неведомой битве       предстоит мне сразиться.
А пока не достиг я       тех неведомых дебрей,
И пока мной не будет        уничтожен Хумбаба,
И всё зло, что есть в мире,        вместе с ним не исчезнет,
Облачись в одеянья,       что достойны богини
И, смолы ароматы       неустанно сжигая,
Перед Шамашем светлым         ежечасно мольбами
Защищай мою долю.       Сохрани меня сердцем».
Опечаленно, тихо      Нинсун слушала речи.
Нинсун слушала сына,        своего Гильгамеша.
А затем, не ответив,       удалилась в покои,
Где своё она тело        мыльным корнем омыла,
Облачилась в одежды,      что достойны богини.
Грудь украсило Нинсун       ожерелье цветное,
В волосах засияла      золотая тиара.
Землю чистой водою       вкруг себя окропивши,
На высокую кровлю       поднялась она храма.
Там, под небом, при Солнце,       принесла она жертвы,
Перед Шамашем светлым       воскуренье свершила,
И мольбы полетели      сизой струйкою к богу,
«Ты зачем дал мне, Шамаш,     в сыновья Гильгамеша?
И заставил в нём биться      беспокойное сердце?
А теперь, прикоснувшись,     манишь сына в дорогу:
Захотел он изведать      путь, неведомый прежде,
И в неведомой битве     пожелал он сразиться.
Ты услышь меня, Шамаш,     на тебя лишь надежда!
Береги Гильгамеша      в тех скитаньях нелёгких,
Пока он не достигнет      леса кедров зелёных,
И пока им не будет      уничтожен Хумбаба,
И всё зло, что есть в мире,      и что ты ненавидишь,
Он рукою могучей      не изгонит из мира.
А в тот день, когда выбор     предстоять тебе будет,
Пусть без страха напомнит     тебе Айя-невеста:
Береги Гильгамёша    в тех опасных скитаньях
До тех пор, пока ходит,       и назад не вернулся.
А когда в час вечерний        будешь в темень скрываться,      
Поручай его звёздам,      стражам ночи бессонным».      
Ещё долго над храмом      руки Нинсун взмывали,
Руки Нинсун просили,      трепетали, сердились,
Устраняли преграды,      устилали дорогу,
Задавали вопросы,      принимали ответы.
А затем погасила      дымный уголь кадильниц,
И призвала Энкиду,     и ему возвестила:
«О, могучий Энкиду!     Пусть не мною рожден ты,
Я тебя заклинаю     быть рабом Гильгамеша.
Береги, словно бога,     своего побратима.
Ты служи ему верно,     словно идолу в храме.
Я тебя перед небом     в сыновья принимаю.
Из скитаний далёких      возвращайтесь живыми».
И надела Энкиду      талисман обережный.
Взявши за руки к жрицам     в круг ввела ритуальный,
И замкнулась цепочка      рук живых хоровода,

Раздались в поднебесье      величальные гимны:
«Ты - Энкиду, ты знаешь -     Гильгамеш, друг твой лучший,
Взял в поход тебя долгий,      словно брата родного».
«Словно брата родного     взял в поход меня долгий
Гильгамеш, друг мой лучший -     я за то - благодарен!
Но не идола в храме,      не царя, и не бога –
Я беречь буду друга!      Я беречь буду брата!
До тех пор. пока ходит,      и назад не вернулся,
И пока не достигнет       леса кедров зеленых.
Минет месяц в дороге -      я его не покину!
Минет год в перепутьях -     не оставлю его я».

Что ещё говорили?      Как обряды вершили?..
Время знаки стирает,       ветер слово уносит.
Но без слов этих знаем,       как прощения тяжки,
Неизвестность - тревожна,     но идти все же надо.