Пять смертей каролины п. четвертая

«…Смерть стоит того, чтобы жить,
А любовь стоит того, чтобы ждать.»
В.Цой

Муж лежал на диване и смотрел телевизор. Каролина сидела возле него. Знаешь, - сказала Каролина, - когда-нибудь телевизор сделают круглым и его можно будет смотреть со всех сторон. Представляю, - хмуро сказал муж, - какие морды будут у политиков. Каролина села на него верхом. Не смотри на меня так, - сказал муж. – У меня нет настроения. Она вытащила майку из его джинсов и прижалась щекой к его животу. Я хочу тебя. Почему я всегда должен это делать, когда тебе приспичит? Она поцеловала его возле пупка. Потому что мы муж и жена. И поцеловала его еще и еще. Потому что я для этого вышла за тебя замуж. А для чего еще? Мне хреново, - сказал муж. Я не хочу. Может быть, ты и не хочешь, но он меня хочет. Каролина расстегнула ремень. Послушай, - муж смотрел на нее холодно, - я не буду этим сейчас заниматься. Я же ясно сказал.
Неужели он сказал ей это? Она смотрела удивленно. Потом у ней защипало в носу. Ну и пошел ты … в жопу! Она вышла в коридор и одела ботинки. Куда ты собралась? Никуда! Пойду и трахну первого встречного. Ты не сможешь. Она опять чуть не заплакала. Ты сволочь, Антон.

Ты не видишь, куда идешь. Это бьется в тебе слепым безжалостным роем, это жжет под кожей, от этого темно в глазах, это слишком больно, и трудно удержать слезы. Она сексуальна.  Другие делают на этом деньги, она только смешна. На нее оглядываются, когда она пытается пройти сквозь людей, она извиняется, отталкиваясь от человека, и снова идет вперед. Время и пространство медленнее вокруг нее, потому что она идет быстро, и ее ботинки скользят по сухому асфальту.
Если  хочешь быть счастлива – будь свободна.
Десятки мужчин заплатили бы дорого за те слова, которые она сказала ему. Но не он. Слишком просто они ему достаются.
Все твои принципы, Каролина, - говорит она себе,  – просто дерьмо, если ты идешь по улице и не можешь сдержать слез.

Она останавливается. Она сжимает рукой в кармане бритву, которую взяла на верхней полке в ванной комнате. Ей хочется достать ее и резать пальцы прямо на улице, но это не самое веселое зрелище для прохожих. Она покупает сигареты и закуривает. Если дедушкина бритва осталась в доме единственной из его вещей, значит, это знак. В конце концов, ружье всегда стреляет.

Она стоит у телефонной будки и набирает номер. Ее окликают. Небритое лицо из окна машины. Привет! Давно не виделись! Как дела? Так себе, - говорит Каролина и вешает трубку. А у тебя?  Ты не занята сейчас? Поехали, покатаемся, и поговорим за одно.

У меня запой, говорит он, - я жену отправил на Кипр, теперь пью. Зачем? Ну, не знаю. Запой!  Я бы тоже напилась. Сейчас устроим. Поедем в ресторан. Слушай, я ведь в джинсах. Ты всегда отлично выглядишь.
Они идут между столиками, засиженными блестящими платьями, крашеными волосами и дорогими мужскими костюмами.
Я не уютно себя здесь чувствую, нервничает Каролина. Ты сейчас выпьешь, и все исправится. С чего начнем? С водки, - говорит она храбро.
Она водит пальцем по меню, заказывая еду на двоих, потом он заказывает коньяк, и коньяк приносят. Потом в его кармане  звонит телефон, и он прижимает его к одному уху, а другое закрывает ладонью. Значит, жену отправил отдыхать, а сам сразу нашел, чем заняться, - ухмыляется про себя Каролина. - Все мужчины одинаковы. Она делает маленький глоток, язык и небо опалило напалмом,  глаза, как улитки, выползли на лоб и стали влажными, а он улыбается ей, разговаривая по телефону, и водит рюмкой под носом, зачем-то нюхая коньяк. Тогда она  выдыхает и  выпивает всю горючую смесь до конца. По обоженному горлу коньяк растекся мягким огнем, зал пришел в плавное движение вокруг нее, он сжимается, кружится слегка и становится овальным, блики от ламп под потолком заиграли  в рюмках и бутылках,  девушки за соседними столиками стали все красавицами, а мужчины – романтичными и влюбленными.  Официант приносит закуски. Мужчина спрашивает ее, чем она занимается теперь, и она спрашивает его, чем занимается он. Он говорит, что пьет каждый день уже восемь лет. А я режиссер на телевидении. Я тебе завидую, говорит он. Возьмешь меня к себе на работу? Да, с удовольствием. Ты будешь ведущим телепрограмм и секс-символом нашего города. Ты брови умеешь делать вот так? Она протягивает руку и дотрагивается до его бровей. Между ними что-то случается в этот миг, точно искра проходит между подушечками  пальцев и его лбом, мужчина напротив нее становится мягким, как пластилин, и ей становится смешно: а муж думает, я не могу с первым встречным.
Потом они пьют  за встречу и за дружбу, потом вокруг быстро танцуют блестящие девушки и потные мужчины, а они танцуют медленно среди всех, потом они танцуют быстро, а вокруг все движутся, как во сне.  Потом она обнаруживает себя на сцене, обучающей музыкантов играть фанк, а потом замечает себя на столе, прыгающей по тарелкам в ботинках так ловко,  что салаты разлетаются на костюмы собравшихся вокруг восхищенных мужчин. Потом толпа уплотняется, и в ней появляются официанты, администратор и  два омоновца в бронежилетах, и уже в фойе ресторана, отражаясь в десятке зеркал, она тычет им в красные лица телевизионный баджик и угрожает, что завтра привезет съемочную группу и весь город узнает, как они тут... Он все уладил. Он достал из кармана пачку бумажек и вместе с администратором они аккуратно отсчитали известную им сумму. Это что-то напомнило ей, но ей уже все равно.


Они входят в большой деревянный дом, дачу, виллу, коттедж и как еще можно назвать это? Здесь у нас веранда, показывает он, там холл, спальня для детей, одна и вторая. Да, скромное обаяние буржуазии. Пошли, я покажу тебе второй этаж. Тут есть камин, а это комната для гостей. Я тут буду спать? Где захочешь. Здесь слишком много дач вокруг. А я мечтаю иметь дом на берегу океана. Надо же, - думает Каролина, - я тоже всю жизнь мечтаю жить в доме на берегу океана. Это комплекс жителей внутриконтинентальных районов.
Он  достает из холодильника водку. Знаешь, мы раньше никогда не пили вместе. Он разливает по стаканам густую жидкость, в которой бродят жирные струйки. А в университете? Не помню ни одной пьянки, на которой бы мы пили вместе. Они чокаются. Может быть,  на первом курсе? Нет, - говорит Каролина, - я была беременной. Я была как дирижабль, и не ходила никуда. За что пьем? – спрашивает он. За лето, за все, что происходит с нами.
Она достает из сумки таблетки и ищет, чем запить. Только не водкой. Вода в чайнике. Проблемы со здоровьем? Она смотрит насмешливо. Противозачаточные. Ты уже идешь спать? – спрашивает он. Можно к тебе прийти?
Конечно. Она наклоняется, чтобы поцеловать его. Я так долго хотел тебя. Меня? Пятнадцать лет. Ты? Все эти годы. Правда? Почему ты не говорил мне об этом раньше? Я молчал. Но почему? Такой человек. Ты же знаешь, ты мне очень нравился. Она не стала говорить, как сильно он нравился ей когда-то.

Кузнечики звенят в траве, и ночные птицы изнемогают от мучительных мелодий, распирающих их легкую сущность.
Она упирается ногами в окно, за которым начинается дождь. У тебя такая нежная кожа, я бы собрал ее всю губами. Маленькое птичье сердце разорвалось во время песни, и пернатое тельце стремительно падает вниз. Она открывает глаза. Знаешь, если я забеременею, отдам ребенка тебе, будешь сам его воспитывать. А твои таблетки? У меня был перерыв, я могу залететь. Его сердце стучит так сильно над ней, она боится, что оно разорвется, как у той птички. Боже мой, ты убьешь меня. Не убью. Ты очень жестокий любовник. Оно бьется все сильнее, и она глубже и глубже погружается в эту ночь, где звенит трава, кричат птицы, розы распускают ядовитые лепестки, а звезды пытаются заглянуть через плотно закрытые веки. И стучит сердце, чужое сердце, поглотившее ее всю. Иногда туда пробивается визг колес о мокрый асфальт и шум дождя, то усиливаясь, то слабея. Ей ничего не остается, как отдаться этому шуму. Она стонет и слышит себя. Господи, как я люблю тебя. Говорит или думает женщина. Взрывной волной ударяет в голову и проходит по всему телу. Каждый кровеносный сосуд открывается ей навстречу. Влюбленная молодая кровь. Она теряет ощущение себя и времени.  Господи, ты лучше всех. Ты уже? Он целует жесткие соски и все, что вокруг. Я ждал тебя пятнадцать лет.

Я тебе не верю, - говорит она.