Все продолжается

Всё продолжается…
Подходят к концу дни, месяцы, годы, столетия, тысячелетия… Но жизнь остаётся как прежде, пока жив человек и пока есть жизнь на земле. Насколько всё загадочно и необъяснимо: вроде вчера было так хорошо и тепло, и вдруг что-то разбивает моё непрочное благополучие. Я не хочу рыдать и жаловаться на то, что меня никто не понимает. Зачем...? Я просто хочу разобраться, почему так происходит, почему жизнь постоянно закидывает меня на какой-то необитаемый остров, откуда не слышно моего плачущего голоса. А так происходит всегда. Только я попытаюсь позвать кого-нибудь на помощь, как от меня отворачиваются, ещё не успев повернуться. «Ну, и ладно», - думаю я. Но всё-таки обида и затаённая злость поселяются в сердце на долгие годы. Но никому, к сожалению, хотя может, к счастью, нет до этого дела. Нет, ну и ладно… Но почему же жизнь будто двигается по какой-то другой траектории, нежели я, обходя меня стороной? А может быть, обхожу её я, а не она? А? Я – другая, это уже давно знают все, и убедилась в этом я. Я – другая, может, в этом дело? Конечно, глупо даже говорить: «Может…». Да, другая, но почему из миллиона такая участь досталась именно мне? Ведь я и сама страдаю. Поэзия – моя опора и в то же время болезнь, поедающая во мне всю человечность, оставляющая меня на земле только существовать, а не жить. Знаешь, как трудно смириться с этим. Хотя иногда и не хочется равняться  на всех: хочется уйти и остаться в уединение где-нибудь далеко от реальности. И я ухожу, огородив себя от мира: в книги или в чистый лист бумаги, на котором появляются мои болью выстраданные, но всё-таки родные каракули. Как иногда становится хорошо и приятно смотреть на знакомые буквы, выведенные на листе моей непохожей ни на чью рукой. Да, но ведь боль от реальности постоянно душит меня. Только спрячешься, как она сразу настигает тебя, укрывая с головы до ног одеялом боли. Ненавижу реальность, обожаю свой мир, от которого мне ежесекундно приходится страдать. А за что, я никак не могу понять. Пишу, обливаясь слезами горечи и боли, слёзы капают на стол, на бумагу, превращаясь в лужи, в озёра, в реки, в моря, в океаны горя. Поверь (не знаю к кому я обращаюсь, да и какая разница), мне очень-очень трудно жить среди людей, постоянно отвергающих меня. Зачем, зачем, зачем это кому-то?!... Зачем кто-то постоянно подводит меня к пропасти, у которой стоять кружится голова. Как мне страшно, господи, ну хоть ты помоги, опять обращаюсь незнамо к кому. Всё это похоже на бред сумасшедшего. А что скрывать – это правда. Не нужно далеко ходить, как говорит многопонимающий меня папа, чтобы понять это. Ну не нужно так не нужно, я и не хожу, и так знаю свою обречённость на вечное мучение среди всей этой кипящей массы людей. Всё кипит, а я будто варюсь в этой лаве, обрекая себя на погибель. Но почему никто не в состоянии заглянуть в самую глубь моего сердца и осознать происходящее так, как воспринимаю я?! Глупые-глупые вопросы. Я и сама знаю на них ответ. Но что делать? Я боюсь этой правды так, как боится ребёнок нависшего над ним наказания за проступок. Но ведь я уже давно смирилась со своей непохожестью, обречённостью и ранней тоской. Почему же этого не могут понять остальные…?
Бывает, смиришься и наденешь маску, несуществующего благополучия, – и всем кажется, что вот она я та, которая должна быть (та, которой все хотят меня видеть). Все, но только не я, моя душа не позволяет мне опуститься до того, чтобы принять свою непо-хожесть пороком. Нет, это не порок, это дар откуда-то свыше, хотя и не верю я в Бога; но всё же кто-то опустил меня сюда, заставив страдать, и я не виню, нет, я лишь хочу понять, что будет дальше? Неужели, всё просто кончится, как кончился вчера год? Неужели, уй-дёт в небытиё, как уходили от меня самые добрые моему сердцу вещи?! Неужели…?! И я боюсь этой вечности, стоящей где-то там за мной, пугающей и в то же время влекущей к себе. Боюсь, протягивая навстречу руки и погружаясь в не виданный на земле покой.
 Может быть, меня сейчас опять не понимают, читая из боли сотканные строки. Ну и пусть – пусть меня не поймут никогда. Я – другая. Из тысячи тысяч – одна… И мне больно и гордо слышать своё имя, будто бьющееся стекло, в тишине. Да, да, да, гордо!!! Ничего и никогда не поменяю я в себе, чего бы, это не стоило.

1 января 2003 года.
Москва.