И

Зазыба-***зыба посмотрел исподлобья на неожиданного колхозного радетеля и словно отрубил:
- И твой восьмиконечный крест
Оближет он достойно и умело
Насрет землею из нездешних мест
В говно зароет трепетное тело
С ним не поспоришь и не прослезишь
Под веками – молочные конфеты
В его карманах роется Мальчиш
Меняя спирт на свежие газеты
И ты поймешь, но поздно, что ***ня
Все эти склянки, банки, перемычки
Что есть на свете только я и я
Мои половозрелые привычки
Жевать фрагменты битого стекла
Дрочить налево в женском туалете
Пытать слова, где в окончанье «кла»
Судить о непрочитанном поэте
Порочить снег нетрезвою струей
И умиляться собственной отваге
Не замечать, что вместо ссаки – гной
Незрелые, шальные макрофаги
Во сне живой, пассивный некрофил
Все сказано. Все пропито, забыто
Любил – ходил, летал и не любил
Как Пушкин у разбитого корыта.
- Только не «Мальчиш», а «Малыш»! – недовольно буркнул сраженный наповал  Драница-****ица. – тот, который с Карлсоном разбился... ну, Борис Половой в «Летчике, или повести о Нестоящем человеке» об этом очень хорошо написал…
- Тогда вот что, - будто подводя итог, положил правую руку ладонью на стол Сидор-Пидор Ровнягин-Конягин. Все невольно обратили