Прощай

     Прощай, до Господа!
     Прощай до пепельницы с голыми людьми.
     Я не приду!
     Я приползу на языке до майских выделений
     с твоего крохотного трупика
     в кружевной коробочке для подарков.
     Прощай, до Господа.

Прощай!
На клавиши размыленных церквей
меня имей!
Играй ноктюрн в ногте паникадила.
Я погребён под глумом хлеба
от голода, от свинства, от любви.
Я не ломал на наркоту твои цветы.
Я красоту разгладил утюгами складок
и сдал себя на овощную базу,
где ты покупками танцуешь домохозяек танго.
Чернеет пашня…………………………………
Пашня лыком пьёт с лица
твоё больное молоко,
что выменем фламинго сцедил крестьянин Фрол.
Плешь города – погостом для симфоний.
Не в стоне белочных очков,
не в потрохах Крестителя Ивана,-
в сортире! привокзальном – смерть
шуршит зелёным для ягодиц-частиц.
Так совесть-леска по вы-зову бочка сливного
и меня зовёт дезертировать.
И меня……:(


 



     У меня страшно.
     Внутри у меня – делать нечего.
     Только бородатые балерины
     сбритой щетиной
     осыпают твои глаза,
     за которыми открыт горизонт.
     И даже это у меня страшно.
     Очень страшно.

Боль рассыпает воробьями
на ветках Фудзиями
свой инь-и-янь поток.
Я режу сердце на разделочной доске
для машинальных крыс и их подруг.
Пусть жрут!!!
Рожь изошлась беременным киотом,
и грузовик подошвою скинхеда
её продавливает  в глину лёгких.
Мне – сердце сердится!
Мне в коробке закрытом
кажется, что вот……………… -
вот-вот убийца раскроется бутоном
цветка, что съест меня до косточек, до почек;
до совести, до неотправленных открыток нелюбимым.
Стеченье пыток – предвещает Воскресенье!
Прощай, мой Друг-Аминь.




 
     Я иду по нитке, натянутой между твоих сосков.
     Я – не боюсь упасть..
     Я – знаю, что там в бесконечном молчании
     твои бешенные матки
     догрызут меня,
     как выброшенного на помойку щенка,
     когда-то мечтавшего стать террористом,
     ну, или хотя бы художником…………. по телу….. по твоему:-)

В окопе молоко не скиснет!
Рванёт на нефтяную волю сгорбленных авто…
Не то…
Не то!
Я по тебе скучаю чашечками с дымком предков.
И ветки из тебя растут, чтоб выпить
до крайнего до тла; -
и там на замороженной еде живёт
своим мобильным обретеньем Герда.
Горда струна – ни звука,
нет пенсий и больниц.
Через калитку я черешенкой до звёздки.
Чтоб горсткой подлости засыпать срам.
Имам!
Имам, как за иконкой мышка
торчит антенной по приёму похорон.
Со всех сторон ромбические птицы
в мозаику плетут страну-подранок.
Убейся в цирк!
Там так смешно!
И нос забит товарным трупом анаши.
Дыши!
Пока…..


 



     Я положил тебя в яблоки.
     Ты выпрыснулась из одежды
     и наклонила ночник над одним из них.
     И я увидел в этом яблоке
     ожерельный клубок червей,
     не обращающих на меня никакого внимания.
     Тогда я понял, что положил тебя в гроб.
     (В гроб полного непонимания).

Нажраться. Нажраться.
Снять лицо с жидкого стекла.
Лишь так я увижу тебя!
Напряжением шуршащей старухи
вместо цветов принесу стук протезов.
Диатезами леса – страшно идти.
Дождь из марок почтовых сыплет костной мукой.
Погребает…
Погребает…
Дождь погребает.
А я прощаюсь с черешенкой: -
гребешком её выстеливаю,
лампочкой в 60 ватт освещаю.
Разлагаюсь на подарки
поддатливых вен.
Вен – вдоль.
Прощай, боль,- ты сильнее радуги….





 
     Уколы. Уколы. Уколы.
     «Кока-Кола» взрывает тебя
     на конфетти из игрушечных слонов.
     Не знаю почему, но я начинаю
     оплакивать каждую тушку слоника.
     Слоники смеются надо мной
     и предлагает выпить.
     Я выплёскиваю стакан на щербатый асфальт твоего лица.

Я колупаю штукатурку памяти…..
Раньте меня! Раньте!!
Я заложным храмом нацелился в глаз,
притаился килькой в консервах.
Деревья все в стервах –
вплывают на юг, на загар, на охоту.
Сексоту тревожится жир морской пены.
В Заратустре раздвигаются стены,
раздвигаются ноги:-)…………………… -
Там – Красный Фонарь,
обсиженный дармовыми поэтами.
Да будет так.




 
     У тебя три – смеха!
     Один смех – это открытая пасть амбразуры.
     Второй смех – снег с ядовитыми таблетками.
     Третий – это смех надо мной.
     Твои три смеха – бухающая Троица
     под железобетонным крестом с пьяным дяденькой,
     где моя будка, рогожа, миска для объедков.
     Я особенно люблю тебя, когда ты смеёшься.

В стакан гранённый слизью с циферблата
стекают стрелки!
Время нет.
На буднях лепестков шахтёры добывают латекс
для любви при свете.
Прости! На этом свете –
свитки губ направлены в июльские плевки.
Я – как они,
пропеллером феназепама по церквам
захоронить свой телевизор, телефон и пылесос.
Из сосн приятств глухонемая женщина
вся в розовых стальных издельях
крошит кору на ветхие монеты.
Заветы требуют Пилата на отлив!
Гремят кастрюльными цехами жёлтые купавки.
И, снявши плавки,
я возбуждённым членом тычу в небо
свою молитву…………:
молитву без летвы,
летву без крылований
и крылования без полёта внутри тебя.





 
     Внюхивая твоё бельё, говорю: «Привет!»::
     Простынь покрывает никчёмность города;
     пододеяльник работает шалашом для страха стерха;
     твои трусики заставляют меня думать.
     Болит голова.
     У меня болит голова от неуловимого запаха твоих
     трусиков.
     Внюхиваю твоё бельё – появляется радуга!!!

Я съел себя………..
и озеро-зеро полнее кровью говорило
на пальцах реактивных купидонов.
Тащу поддоны до твоих дверей и потолков,
чтоб огорошить город вышитой Дворцовкой!
Прощай меня! Прощай меня на жабры,
на океанские излишки крыл Икаров.
Я даром не возьму приятное лицо на Невском.
Бог интереском жестянкой кормит голубей,-
они Его боятся, но не шугаются ****ей.
Я съел себя!
И стал мазут лагуной,
где лагерный режим мажорил по палатям.
Сегодня хватит!
Я съел себя!
Сегодня я наелся.
И я к тебе! - -
невидимым, но сытым.
Не прощай!
И убери этот чёртовый празднично накрытый стол.





 
     Несу тебе на День Рожденья свои пальцы,
     свои обглоданные пальцы.
     Пересчитывая их, я понял,
     что жадность в них,
     что смерть в них,
     что ласка в них.
     Я несу тебе на День Рождения:
     жадность, смерть и оргазм.

Тутанхамон в камуфляже
мне расскажет,
как дерзкая зевота поглощает животы заката,
как свечка сальная на бирже по труду
всё гаснет, гаснет, гаснет.
Ха! Нет вакансий!!! :-)
Я упаду…… на мне дозволенный
клочёчек неба!
Там многоклеточный Харон в клешах
на старом патефоне
уронит каплю из конца мультфильма.
В Аду – все стильно приодеты
и этикетами испорожняют сервировку
Электрического Стула.
Ты, милая, уснула в секс-трамвае,
на круговом маршруте до Арбата.
Избита и помята – не понята, не поднята
сдираешь липкость краски с крыльев (на обед).
А я минет проставил за твоё убийство.
Мне наблюдать…….
Мне наблюдать, как ты – дельфин крылатый
пытаешься воздушные засовы превозмочь.
Я ж семечки облузгал до ногтей
и наблюдал, как ты сегодня превратилась
из бабочки в истинную арийку.



 


     Трава твоих глаз
     оплетает инфракрасные бронхи.
     тебе тяжело дышать…
     Я прочищаю твои бронхи
     веткой засохшей рябины.
     Зачем ты молчишь?
     Зачем ты?
     Зачем?

Я забиваю косяк твоими слезами!
Не влезай! Убьёт!
Урод накурит митр и вздрогнут колокольцы
на пупках;
на дырках прорастёт железо.
Железо будет умирать в траву,
трава заблудится в свернувшейся крови.
…………………………………………….
Читая Низами, я ногти в мясо обкусал,
чтоб резче чувствовать твои ресницы.
Рецептор фабрик бунтом против секса
меня в гной мешковины замотал.
Я стал.
Я – Стал.
Я – стал считать на счётах сколько пчёл
с плеча рванули в норы крота!
Шкала мала!!!
Шакалы. Вы мерзлотою золотой
её споили на шахматных двуцветьях.
На клети бабка умирала лет 500
от вещего накура.
Она брала в беззубый рот тряпьё портянок
и жевала «Orbit Licht».
Прости, я знал, что это ты –
старьёвщицей разбитых гнёзд
себя держала в гранулах границы мира
и параличною рукой взывала к атеисту-аисту.
Но аист в перелёт тебя не взял.



 


     Не застывай крестиком деревянным,
     моя атеистическая бабушка.
     Служба закончилась…………
     Грачи слетелись………………
     А ты всё ждёшь, что взлетит твоя Церковка
     до Беловодья, до Белопутья…
     Пошли уж!!!
     Самовар остывает….
     Да, не застывай ты крестиком деревянным…………..
     Пора чай пить, ёб  Твою Мать.

Прощай!
Прощай меня!
Я видел, как зверская ребёнка тушка
насрала на цветок.
Всё кончено.
Дома в пипетку затянули сослуживцев.
Взревела медь!
Медведь ревел и рельсы гнул на свастики и стоны.
И поезда летели вдоль орбиты.
Прощай!
Прощай меня!
В прокисшем молоке таятся сгустки воплей
добрейшей из коров.
Кров – кровью стал.
От смеха (ха!) - (обосраны младенчиком цветы!:-))
Семья на ртуть рассыпалась в рот работяги-печки.
И спички стали тьмою зажигаться,
и ветер дул недуновеньем лёгких.
Прощай!
Прощай меня!
Ворота в настежь раскромсали барскую усадьбу. –
Свершилась свадьба вещества и вещи.
Нефтяник заработком хлещет!
День покидать, кидать и дать…….
День покидать Планету
с обгаженным младенческою тушкой
Цветком Последним
в Последней Книге
про ненависть и злость.






 
     Мой голубь сел на героин.
     Теперь он выполнит любой приказ за дозу!!!
     Сегодня я прикажу ему
     лететь под Русским Полем,
     чтоб обнаружить там месторожденье нефти.
     Мой голубь будет продираться в глине
     своими слабыми крыльями,
     но он уже никогда не вернётся.
     Прощай, герой!

Ты хочешь, чтобы я тебе родил фашиста!
Чтоб в паспорт записал, в товарный чек…
Из множья-многобожья рек – твоя струя как ГЭС.
Мне больно бить собак
и плавить на пластмассу кошек.
Но всё таки придётся истекать над дурой
прогулкой по экспериментам леса,
по капитальному ремонту рощи.
Что проще? – Укуренным летать в твоих дверях.
И страх лаванды узнавать по голове,
катящейся с лобка дознаний.
Но утром ранним меня найдут и расшифруют.
Ты лишь потом узнаешь ДНК своей малютки,
что красится (на дискотеки) в собачьей конуре…
ЕЙ НЕВОЗМОЖНО БЫТЬ ХОРОШЕЙ!!!
когда так много всевозможных:
заек,
солнышек,
котят,
цыплят,
воробушков
и жырных меценатов, трясущихся у молодого тела,
у молодого тела исходящихся слюной.
Я – Ной.
И я рожу тебе фашиста с розовой барсеткой наубой.


 



     Когда я сильно надавливаю
     пальцами на твои глаза,-
     ты видишь жирную кашу из цветов,
     невыносимое варево из радуг!
     !!!
     Твои глаза – гиперссылки на цветы!!!
     Я часто люблю кликать
     на галлюциногенные ссылки твоих глаз.

Мне страшно чувствовать твой клей.
Он втекает в атавизмы ушей
и связывает в одно: любовь и ненависть.
Он крадётся по гортани
моей созревающей песни,- песни-недостройки.
Твой клей закупоривает все мои каналы; -
все мои аналы постигают себя
и дрожат фекальными лепестками,
боясь просочить ягодные лимфоциты тюрьмы.
Мы – вместе!
Мы – в месте для переступивших закон.
Тебе дадут – 7 лет клея условного.
Мне – клея пожизненного с полной анатомической конфискацией.
Вот тогда я волевым углублением
постигну географию никчёмного преподобного тела…
и вытеку на ружу-рожу
прямо к твоим ногам,
усопшим от условностей бытия.
Мы – приклеимся друг в друга,
приклеимся на конверт,
адресованный Джа.



 



     Ты – живёшь атавизмами на 2-ом этаже.
     Я – рудиментами на 3-ем.
     Вечером, обдолбавшись Достоевским,
     в плюю на пол.
     Изумрудный катышек моей слюны
     к утру прожигает пол-потолок
     и падает нервной капелькой на твою обнажённую грудь
     и докарабкивается до сердца.
     Ты умираешь. :-(
     Прощай.

Нежная глобальность твоего тела
обещает войну!
Будем сражаться под кроватью
привезёнными из-за границы сладостями.
Ты – победишь.
Ты – съешь.
Самолёты-улыбки искривят восторг пассажиров вдребезги,-
А Я БУДУ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ;;
Танки-фаллоиммитаторы засунут свои дула
в страусиный песок в удовольствие стюардесс,-
А Я БУДУ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ;;
Ножи-архангелы засуетят небо
разрезами ласточек,-
А Я БУДУ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ
А Я БУДУ ЛЮБИТЬ
А Я БУДУ
А Я
а я буду любить тебя мёртвой
над тазиком с рвотой вождя.
Прости меня.
Прощай меня.
Я – победил.
Я – проиграл.


 



     Я принёс тебе на медном подносе твоё Я.
     Твоё Я шипело усталым шиповником.
     Твоё Я обнародовало себя на стрит-лайне.
     Твоё Я доедало остатки
     моих многоликих и разноцветных психозов.
     Я боюсь, что теперь каждое утро
     мне придётся приносить тебе в постель
     вместе с «чашечкой кофе» твоё Я.

На верёвке ли.., в Неве….. –
Сам артистичный закат не решит.
Он оскалит смышлённую пасть
на шубку твою из клонированной Долли,
из искусственного зайца!
Закаты правят иероглиф злобы!!!
И моё окно приостанавливает дребезг.
Осколки в невесомости, как зубы
пиранических коллег.
Пиротехнический эффект Бен Ладена
им уготован!!!
Им также приготовлен табурет
и мыльная верёвка.
Закаты артистичны:-)
они будут голую тебя изучать
из петли, из петли.
Пли! на все времена.
Так! больно.






 
     Пеленала полено! – говорила: «ребёнок…….»
     Из груди кормила полено! – говорила: «дитятко…….»
     Колыбельную пела полену! – говорила: «младенчик….»
     В пяточку целовала полено! – говорила: «сыночко……»
     В лес отнесла замерзать полено! – молчала…. бездетная
     и даже не плакала…

Я каждый вечер поджигаю твой лобок.
Ток лилий пропускаю по аорте.
Ты криком сдавленного храма
требуешь ещё.
Но милосердье в кулаке-окопе
давно сменило маузер на блюз.
Напьюсь!
Напьюсь до эрогенного полёта,
до свадеб крысосвинов.
Я – встану с изумрудною лампадой над тобой,
чтоб видеть, как клочёк дремоты
тебя закручивает в шнур.
Придут:
Адольф и Терпсихора,
Афина и Геракл,
Кандинский, Леннон и Кулибин –
смотреть, как догорают волоски в твоём паху.
Никто не выплеснет стакан воды…
Никто туфлёю не затопчет угольки…
Никто плевком не попытается
захлопнуть твой пожар.
Да! Ты сгоришь.
Ты – стлеешь, удобреньем став для конопли.
И снова: «Пли!»






 
     Поиграй с чертями в прятки!
     Поищи дяденьку на кресте!
     Весело вам будет!
     Солнышко вам будет!
     Детки вам будут!
     Локоточки стёртые у окошечка будут!
     Всё сбудется,-
     коли спрячешься – не отыщешься…………………….
     ……………………………………………………………

Ебу твоих бабочек на письменном столе.
Ты в смехе – как в противогазе.
Ты в мухах – как в Махно.
Но паровозный жиж меня в тебя залялпал.
Я лапал Аленький Цветочек,
как лошадь-женщину, висящую в сортире.
Мне так хотелось в Мире бокса
стать антифельдшером,
взорвать больницы и библиотеки.
По картотекам одиночеств – нашёл!!! тебя.
Ты там была одна…………………………...
Ты прела, вяла, копошилась и ласкалась;
Ты улыбалась, милосердила, купалась;
потом – плыла, летела, рыла.
Я в зеркало уткнулся: - Рыло!!!
Прощай!
Прощай моё К-рыло и Рыло.
Анабиоз-апофеоз.
Пора.