Антон Нечаев Подборка

                Зимний вечерок

Плоские, покорные, словно монашки,
стаями топчутся пятиэтажки.
По холму сбегает, хвостом дразня,
Как лисица борзую хвостом, лыжня.
Тусклый фонарь освещает путь
сугробам, вылезшим из земли по грудь.
Слышен за лесом истошный крик,
в роще прохожий как смерть возник
и приник к березе, лицом к стволу:
вроде бы рожки растут на лбу,
вроде бы маму тихо позвал,
охнул, икнул: »эх загулял!»


   Осень-старик


Пожелтела моя голова,
и пенсне на окраине носа,
как  телега в трясине откоса
утонувшая залегла.


          Авраам

Авраам привел в Красноярск Исаака.
-Посмотри, мальчонка, какая срака!
А какие ляжки у той козы,
аж морским узлом заплелись усы.
Хорошо, что поблизости нету Сары,
а по городу бары все да базары,
и законники злобно глядят вослед.
Ой боюсь я, сынок, здесь ягненка нет.


         Радость

Радость пришла ко мне, принесла тепло,
подняла юбку, открыла свое нутро,
а потом со мною во тьме, позабыв слова,
еле-еле дышала, жива едва.
Этой радости больше я не встречал,
сколько в хмурый дом локтем не стучал,
сколько не бросал я песок в окно,
не открывала дверь она все равно.


      ***

Мир испугался и замер.
Я пытался его разрушить
и клея налил себе в душу
и развел пламя.
Стукались многоэтажки,
разбегались как многоножки,
слоны выли и умывались
в солнечной раме и разбивались.
Воли не было. Ловы были,
больно лапами по балкону били,
кисточки  пищали словно клаксоны,
летали толстые Карлсоны.
Женщина пришла, в бедрах змеи,
гольфы хрустальные, пальцы на шее,
во рту огрызок груди соседки
самой красивой по лестничной клетке.
«Возьми топор» - говорит мне голос,-
«отыщи на макушке зеленый волос
и руби под корень, долби, коли,
пока не отыщешь на вошь любви.
Осколками десен поверни втулку,
забирайся в ониксовую шкатулку,
говорят курганы, легко уже.
ты теперь королева Англии в неглиже».


              Не мы


Есть пятиэтажный хрущевский дом,
почти такой, в котором и мы живем;
те же узкие стены, слышимость, сквозняки,
блоки пригнаны бригадиром Петей с большой тоски,
и фундамент в почве, и трубы так же ревут,
только в нем не люди, не люди живут.
пусть и носят так же валенки и пальто,
туалетной водою пользуются как никто
и включают лампы, страшась проявлений тьмы,
только это не мы, конечно, это не мы.
               Тусклые плечи, опавший взгляд,
               рассуждают цельно, но невпопад,
               и у каждого линия здесь своя:
               мол и ты – не ты, да и я – не я.