Луна и панорама насекомых поэма любви федерико гарсиа лорка, пер

Эпиграф:
Луна не мОре смеется,
В парусине стонет ветер,
Волны ласково взлетели
Серебром в лазурном свете.

Эспронседа


Мое сердце выглядело бы как башмак,
Если бы в каждом селенье пела своя сирена.
Но в  бескрайнюю ночь оно бьется  в больных и в судах,
Заглядевшихся вдаль, чтоб спокойно уйти навсегда.

Если ветер дует легко
Мое сердце становится девочкой.
Если ветер прячется в плантациях сахарного тростника
Мое сердце становится иссохшей навозной лепешкой быка.

Грести, Грести, Грести, Грести
К батальонам взъерошенных копий,
В пространства назойливых слежек.
Только  тихая ночь и границы под снегом.
И Луна!
Луна!
Но не луна,
Рыжая сплетница баров,
Японского петуха, что глаза  расклевал,
Жевавшие травы

Нас не спасут одинокие, на микроскопных стеклах
И не в гербариях, под взглядом ученого
В пространствах блеклых.
Это обман обличий. Есть только
Рты вокруг одной кислородной подушки
И Луна.
Но не луна.
Насекомые,
Крошки, умершие,
Из-за берега,
Боли раздавленной лапки,
Йодной крапинки,
Толпой на булавке,
Ржавой  от общей крови
И моя Любовь, которая не пламя,  не лошадь, -
Существо из съеденной груди,
Моя Любовь!

Они уже  поют, зовут,  они стонут: Лицо. Это лицо! Лицо.
Яблоки  -  одно,
Георгины  - подобны,
У цвета есть вкус в металле холодном
И вся пятилетка поместится на щеке  монетки.
Но твое лицо расстелено скатертью на небесном пире
Они кричат! поют! Они стонут!
Они бегут! настигают! пугают!

Так идем же, быстрей! По волнам,  по ветвям,
По заброшенным улицам, убегающим в воды,
По кожевенным лавкам,  где спит еще  рог недобитой коровы,
По лесенкам шатким. Не бойся! По лесенкам шатким.
Бледный есть человек, окунувшийся в море,
И он нежный такой, что прожекторы съели его и сердцем играют.
И в Перу проживает тысяча женщин. Насекомые! Они ночью и днем
Не дремлют  и парадно идут, скрестив свои  вены.

Разве  крошечной  рваной перчаткой меня остановишь? Хватит!
Я  платком обернул и почувствовал первую вену,
Как надрывно звенит она на  изломе.

Пожалей свои ноги, любовь, Твои руки!
Как теперь мне открыть свой лик,
Мой лик! Мой лик! Где мой съеденный лик!

Этот чистый огонь моей жизни,
Эта страсть, потерявшая свой балансир,
Этот нежности взрыв, ослепивший до боли,
Облегчивший страданья огромного сердца
В туманной неволе.

Нам не спасти покупателей  обувных лавчонок,
Ни пейзажи, способные петь, заведенные ржавым ключом.
Это воздуха ложь.  Лишь чердачная пыль,
Та все помнит.
И Луна.
Но не луна.
Насекомые,
Одинокие насекомые,
Шуршащие,  кусающие, дрожащие, заключенные,
И Луна,
С дымным лучом, прищемленным  дверью ее разрушений.
Луна!