Пять смертей каролины п. вторая

Женщина за рулем хуже, чем фашист в танке.
Народная мудрость.

Дорога узкая и быстрая, она скользит, как шелковый шнурок между пальцев. Каролина включает радио и медленно выжимает газ. На самом деле на каблуках не так  удобно вести машину. «Государыня моя-а-а…». А ты знаешь, что именно таких бабушек я записывал, когда ездил после первого курса на практику? Я из двинской области точь такие распевы привез, – Тимур высовывается между передними сиденьями. Правда? Это было пять лет назад. Жаль, что ты не придумал так обработать музыку. Муж говорит: ты всегда ведешь машину слишком медленно. Уже пора переключиться на четвертую. Она отжимает сцепление и переключает передачу. Такой странный туман, - говорит Тимур , - вся дорога в дымке.
Ночные мотыльки попадают в свет фар и вжикают о лобовое стекло искрами. Леса горят. Каролина давит на газ. Это такое приятное чувство, когда материя уплотняется постепенно, и придорожные столбы превращаются в смазанную линию. Ты постепенно срастаешься с машиной и становишься  несущимся стрелоподобным нечто. Ты раздваиваешься: первый любитель скорости сидит за рулем и газует, второй стоит у горизонта и наблюдает за собой в  летящей машине.
А еще ты превращаешься в цель и одновременно в то, что стремится к цели. И чувствуешь нервную сосредоточенность в каждой клетке тела. Как будто бы приближаешь эту цель не только мотором машины, но еще и усилием собственной воли.
Ну вот, теперь разогналась – зачем? – спрашивает муж. Ты ведь хочешь побыстрее. Убери ногу с газа. Слышишь меня? Отпусти газ. Каролина приподнимает носок. Скоро поворот, притормаживай. Столько техники нагнали тушить леса, - говорит Тимур. – А они все равно горят. Хоть бы дождь пошел. В зеркалах отражается свет догоняющей сзади машины и слепят Каролину на мгновенье. Ну вот, наконец-то научилась нормально переключать передачу – это муж. Слушай, расслабься и заткнись, - говорит она. Я не могу расслабиться, когда ты за рулем.
Они входят в поворот. Зачем ты сбросила скорость? Я боюсь поворотов. Давай, теперь набирай, а то мы и к утру не доедем. Впереди на обочине Каролина видит автозаправку, сияющую посреди темноты разноцветными огнями. Может, ты сам сядешь за руль? Нет уж, хотела ехать, рули сама.
Заправка приближается, там громко играет музыка, и ни одной машины вокруг, словно мираж. Муж говорит: ты опять смотришь на рычаг, когда переключаешь передачу. Из-за этого немного двигаешь руль и машину колбасит!
Эти вспышки, словно короткое замыкание, эти выбросы на короне солнца, полыхнувшие на другой стороне земли. Ты под током, мадам Кураж, и невозможно остановиться в эти секунды. Ее руки мгновенно крутят руль, и машина вылетает на встречную полосу, и потом она крутит руль обратно. Я счас покажу тебе, как колбасит по настоящему. Но машина не выравнивается. Ее заносит на край дороги, и Каролина слышит скрежет гальки под колесами. Каролина снова пытается выровнять руль, и снова машина мчится по встречной полосе, и снова к краю дороги. О, это детское удивление, когда ты понимаешь, что машина не слушается тебя! Огни заправочной станции, оставшейся позади, танцуют во всех зеркалах и слепят глаза. Тормози! – кричит муж, - тормози! И аккуратно, понимая подкоркой, что этого нельзя делать, Каролина выжимает сцепление и тормоз, и слышит визг колес по асфальту...
Потом словно вихрь в лобовом окне, и удары со всех сторон, когда они кувыркаются, и этот мерзкий скрежет железа. Темная трава, струящиеся огни, все кружится перед ней. Новое, ни с чем не сравнимое потрясение, вместо страха она испытывает радость. То, что происходит с ней сейчас – и есть настоящее, что должно случаться с человеком! Это было ощущения из той правильной жизни, по отношению к которой жизнь Каролины – существование спящего. Ее сильно тряхнуло, на миг она теряет сознание,  а когда приходит в себя, то вспоминает, что сейчас все испортит муж, который будет ругать ее и вряд ли сможет простить. Еще она чувствует, как голове стало жарко, и что-то горячее и липкое  льется ей на глаза. 
Каролина, что случилось?! Что произошло?! – кричит муж. - Ты цела?
Да, - говорит она, и замечает, что ее руки по-прежнему сжимают руль.
Очень тихо, потом Тимур рывком открывает заднюю дверку и бежит, увязая ногами в мягкой земле. Ей становится страшно. Если с ним что-то случится, я не смогу этого пережить. Мне надо будет умереть. Он падает на колени. Я не могу открыть дверь, - говорит она. Еще бы, - муж ощупывает свою ногу, - кажется, у меня открытый перелом, кость из ноги торчит.  Только бы у него было все в порядке с позвоночником, - просит Каролина за Тимура. Тимур встал, но снова согнулся – его рвет. Кажется,  он цел. Каролина проводит рукой по лицу. Господи, что это? Рука липкая и красная, у нее кружится голова. Муж открывает дверку и выходит. Господи, какая же ты дура! – он обходит машину, и слышно, как хрустит стекло под его ногами. - Какая же ты дура, Каролина! Он идет к Тимуру. Потом останавливается, приседает и снова встает. Нога в порядке! - кричит он ей. – Мышцу судорогой свело, мне показалось.  Она из последних сил дергает ручку и дверка открывается. Она идет от них. Теперь все равно здесь делать нечего. Голова кружится все сильнее, и она плачет от бессилия. Почему все всегда случается со мной? Почему всегда это происходит со мной? Она садится на землю. К ней подходит муж. Что с тобой, Каролина? Он  приподнимает ее. У тебя кровь на голове? Господи, что с тобой, не плачь! Тимур звонит Олегу. Сейчас все приедут. Ты все испортил, - говорит она. Не я, а ты все испортила. Тимур! Принеси аптечку! Аптечку быстрей, на заднем сиденье! – кричит муж. На его белой майке остаются темные пятна. Останавливается какая-то машина, из нее выбегают люди. Я уйду от тебя, - говорит Каролина. Не говори так. Куда ты пойдешь? Не знаю. Отпусти меня. Она пробует встать, и когда выпрямляется, голова кружится сильнее и новая волна горячего течет по лбу на глаза. Я ничего не вижу, Антон, я ничего не вижу. Он подхватывает ее. Не бойся, сейчас приедет скорая, мы увезем тебя в больницу. К ним идет Тимур, увязая в мягкой земле, с каким-то мужиком и с аптечкой. У нее кровь на голове! Быстрее! Нужно наложить тугую повязку и холод. Давай к дороге, тут не видно. Муж несет ее на руках, Тимур поддерживает ее голову. Теперь горячее льется вниз, по ее шее и рукам Тимура. Протри мне глаза, - просит она мужа. Я хочу видеть.
Она приходит в себя в тот момент, когда муж кладет ее на плед прямо на дорогу. Кто-то стягивает голову бинтом. Каролина, ты слышишь меня? – говорит ей муж, - ты слышишь меня? Я не могу открыть глаза. Дайте воды, - просит муж. Каролина слышит, как подъезжают и останавливаются машины, как хлопают дверки, и кто-то все время спрашивает – а что случилось, что случилось то? И ему отвечают: тут машина перевернулась и девушка разбилась. Ей льют воду на лицо, и муж ладонями смывает засыхающую кровь. Она узнала бы его руки среди сотен других рук. Ее нужно везти в город. Неотложка уже выехала. Мы звонили. Каролина видит десяток нечетких лиц, склонившихся над ней, круглые глаза, в которых страх и любопытство. Я не хочу, чтобы они смотрели на меня. Пожалуйста, пусть отойдут. Отойдите, отойдите все, – просит муж. Тимур отталкивает людей, они расступаются, неохотно, вытягивая шеи.
Со всех сторон слепит свет фар, направленный на нее. Мне больно, свет бьет в глаза. Она прикрывает веки. Эй, выключите фары! - срывающимся голосом кричит муж. Ребята,  выключите фары!
Хлопают дверцы, и становится темно. Ну, как ты? – спрашивает он ее. Она открывает глаза и видит ночной светящийся свод, на котором, как в планетарии, видно каждую звезду, они переплелись между собой нитями лучей, сквозь них просвечивает Млечный путь и туманности. Огромный, от края и до края полушарий ночного неба поместился весь на сетчатке ее глаз. Он притягивает ее взгляд, он вбирает ее в себя. Не болит? – спрашивает муж. И словно мотылек о лобовое стекло, что-то мгновенно вспыхнуло и скользнуло там. Смотри, вон метеор! Где? Я не вижу, - говорит муж. - Выпей воды. Он поцеловал ее в один глаз и в другой. Закрой глаза. Ты не видел? Нет. Мне не до того.

Она слышит сирену скорой помощи. Тени людей зашевелились вокруг и снова приблизились к ней. Мигающие красные огни появляются вдалеке, и становятся все ярче и нестерпимее. Сейчас все закончится, - пшеничное поле вокруг, звенящие кузнечики в нем, люди, которые не хотят уезжать от их беды, и небесный свод, совершенный и магический в своем молчании.
К ней бегут люди в белом, разворачивают носилки, и когда голову отпускают бережные руки мужа, она ложится на жесткий брезент, и ей становится больно в затылке. Не оставляй меня, пожалуйста. Держись, держись, я рядом. Так жалко, что мы теперь не сможем поехать в отпуск. Ее несут, и она чувствует, как с каждым толчком носилок пляшущие звезды редеют перед ней. Нет, мы еще съездим на море. Я виновата перед тобой. Это я наговорил там ненужных слов. Нет, нет, - она уже не может говорить. Прости меня. Я люблю тебя. Муж расплывался в темных завихрениях: то ли кровь ее стала совсем прозрачной, то ли что-то случилось со зрением, но это уже невозможно остановить.
В последний раз ее тряхнуло сильно – это носилки ставят в машину. Спасибо - она собирается с силами и шепчет мужу сквозь наступающую ночь, - спасибо тебе, спасибо за все, спасибо. Она не знает, что он  еще не успел сесть рядом.