История

Две странных тени: одна маленькая, с длинными, как макаронины ногами и продолговатой головой; вторая – огромная и скомканная, как лист бумаги. На эти тени наступали два человека – отец и сын. Лицо ребенка наполовину прикрывали ветви дуба, на котором я сидел. Но все равно можно было различить на этой мордашке остатки взбитых сливок с утреннего торта и чувство раскаяния за вчерашний проступок. Да, действительно не очень хорошо было так издеваться над смешной старенькой соседкой, подкладывая ей в горшки с цветами записки от зайцев, возмущенных ее нежеланием разводить новый гибридный сорт моркови.
- Запомни, - поучал отец, - даже эта мутная вода совсем недавно была снегом. У всего и у всех есть своя история, и ты должен проявлять к каждой свою долю уважения. А иначе история не будет уважать тебя и обойдет тебя же сторонной. Собаки не будут вилять тебе хвостом, а знакомые будут называть тебя Мальчиком без Истории, потом Мужчиной без Истории, а потом…
- Расскажи мне твою с мамой историю, - прервал его мальчик обычным детским трюком отвлечения внимания, заимствованным незаметно для взрослых у них же самих.
И отец, затуманным взглядом посмотрев на стрекозу, севшую ему на руку, начал рассказ, будто обращался к ней – его самой главной крылатой слушательнице.
Я познакомился с Ней в то фиолетовое время, которое находится между синим февралем и красным апрелем. Я тогда очень устал от шума листвы в разговорах людей и смотрел на мир глазами, полными облаков. Поэтому Ее я и не увидел, а почувствовал, как весну. Но сам я окружал себя холодом, боясь поверить в осуществление моей давней мечты. Однажды я даже сказал, что ненавижу Ее.
 - Зачем ты говоришь это? - удивились ее глаза.
- Я говорю так потому, что не знаю, что означает это слово.
- Тебе снятся сны? Я кивнул. - Значит, просто не помнишь. Если бы ненавидел, то тебе бы снились только кошмары, полные оторванных шмелиных крыльев, стыда и детского страха перед приближающимся отцом. Помнишь, такие сны ты последний раз видел 20 лет назад, когда 7 своих зим ты уже встретил и проводил. Тогда ты ненавидел себя, но сам не понимал этого.
Этот разговор произошел 19 апреля в 12 часов 3 минуты. Тогда я посмотрел на Нее в последний раз, потому что на следующий день пришла уже совсем другая Она – в зеленом платье, окутаная запахом одуванчиков. Тогда я еще не понимал, что люблю, хотя в Ее присутствии все мои мысли были заняты Ее приближающимся отсутствием. Она же подождала ответных ударов моего сердца несколько мгновений и ушла, оставив после себя лишь след от цветочной пыльцы на моей щеке. Ушла  к тому бочонку, который помимо пивных желаний был полон денег. Тогда я и понял, что означает это стеклянное слово – ненависть. Ненависть – лишь временный заместитель любви, ушедшей в отпуск. Если любовь уволится, то ненависть уходит вслед за ней. И тогда приходит новый сотрудник – безразличае. Но пока ненависть еще здесь, знай, любовь может вернуться. Но моя любовь все не возвращалась. Ведь ненависть бывает сильной и слабой, громкой и тихой. А моя ненависть была треугольной. Она вонзала в меня свои три угла по очереди, а иногда и все сразу, не оставляя места для любви. И тогда я плакал, плакал, плакал. Пока не высох, став в этой жизни лишь огрызком от яблока.
Когда я встретил Ее снова, зимы, уже прожитые Ею, могли составить полный русский алфавит. Их хватило бы даже для исполнения ролей твердого и мягкого знаков. А эта зима носила имя «Я». А все последующие зимы будут возвращать Ее к началу алфавита. И я снова ощутил любовь, все также излучающую тягучий аромат тайны и все цвета смеха и слез. Я предложил Ей прожить ее зимы вместе с Нею. «Из яблочных косточек когда-нибудь может вырасти дерево, но у меня нет времени ждать так долго», - вздохнула она и улетела вместе с ветром, как эта стрекоза – искать другую дорогу к солнцу.
- Папа, почему ты всегда рассказываешь эту историю по-новому? И мама говорит, что ты все выдумываешь.
- Да, все закончилось совсем по-другому. Но и так тоже могло бы быть. Необходимо не забывать все черновые варианты сценария, чтобы понять, почему все случилось именно так, а не иначе.
И отец, и сын надолго задумались о возможных поворотах тропинки, по которой отец дошел до сегодняшнего дня, и сверху было видно, как тени мыслей сменяют друг друга в их глазах. И эти глаза становились все печальнее и темней. Я уронил на ребенка два своих белых пера, и он разогнал звонким смехом тучи на лице отца.
- Щекотно! Меня щекочет ангел своими перышками, - звенел голос малыша.- А если бы мама тогда действительно ушла, сейчас бы ты был счастливее?
- Нет.